Неформат - страница 65

прошлую среду. И этот шарф, небрежно обмотанный вокруг воротника-стойки его длинного, до

пят, очень европейского на вид пальто… И кепка – настоящая британская кепка, столь вычурная и

неуместная в московский февральский морозец! Она с удивлением уставилась на него, когда тот

этаким ярким, нездешним петухом нарисовался в проёме двустворчатой двери.

Вначале ей показалось, что это один из ухажёров, поджидающих очередную студентку

после конца занятий. Но все юные девы уже исчезли в гулком конце коридора, а он, широко

раскинув руки и ещё шире улыбаясь, устремлялся к ней, с видимым удовольствием восклицая её

имя и отчество.

Валентина, внутренне недоумевая по поводу столь бурных эмоций с его стороны, умело

изобразила на лице смесь радости и любопытства. Последовал разговор – оживлённый и

бестолковый, с радостным перескакиванием с одной темы на другую, с любопытными

подробностями.

Вначале ей показалось, что он слегка пьян – настолько била в нём эта безудержная

эйфория. И только исподволь, аккуратно и как бы между делом расспрашивая его о подробностях

и узнав, что он только днём прилетел в Шереметьево, она сообразила, что это вовсе не алкоголь –

это упоение, которое он испытывал от той, нездешней жизни, упоение, которое не мог погасить

мрак крадущегося московского вечера. «Я так и думал, что вы по-прежнему преподаёте здесь по

вечерам – если, конечно, не в загранкомандировке!» – по-детски восторженно восклицал он, и

было видно, что само упоминание такой командировки, даже чужой, доставляет ему какую-то

щенячью радость. Чем дольше длился этот разговор, тем любопытнее становился ей этот парень.

Она теперь вспомнила, что тогда, два года назад, он поедал её глазами на занятиях, а

потом, в день выпуска кажется, притащил ей букет сирени. Как его звали? Фазиль?! Ну конечно

Фазиль. «Угораздила меня нелёгкая – всё время выносит на пылких сынов юга!» – внутренне

усмехнулась Валентина.

Впрочем, вид у него был не южный, а вполне себе космополитичный, этакий

среднеевропейский. Он очень поменялся к лучшему –загранкомандировка, да к тому же сразу в

Скандинавию, а не в какую-то богом забытую Дагомею, безусловно, пошла ему на пользу. Как

будто корабль, прежде окрашенный унылым суриком, покрыли блестящей ослепительно-белой

краской и превратили в океанский лайнер! Он, кажется, и сам это чувствовал: этот новый прилив

свободы и раскрепощённости, этот яркий огонь в душе среди тусклой московской зимы – и болтал

без умолку, напирая на подробности разговорной английской речи, которые открылись ему за

время командировки:

– Я очень хотел привезти вам сувенир в компенсацию за все те мучения, что доставлял вам

на занятиях.

– Ну, уж прямо-таки «мучения», – великодушно усмехнулась она. – Вы далеко не самый

безнадёжный из моих питомцев. В вас есть настойчивость, желание покорить язык – то, что

американцы называют «драйв». И вы не мямлите, а смело строите фразы, не боясь ошибок. Так

что у вас хорошая будущность. Я говорю только о языке, конечно, – усмехнулась она несколько

иронически. – А насчёт сувенира, это напрасно. Не тратьте валюту – поберегите её для своей

будущей избранницы.

– Валентина Евгеньевна, вы даже представить себе не можете, как мне приятно было

выбирать для вас этот сувенир! – Он продолжал говорить с пылом средневекового идальго, и этот

неугасающий энтузиазм стал её внутренне томить. Валентина ещё раз очень внимательно