Неформат - страница 67

британская клетчатая кепка упала куда-то вниз, в пропасть.

Она почувствовала, как его рука юркнула к ней под свитер и начала ласкать грудь. Она

отвечала на его поцелуи всё более и более страстно. Он легко, снова как куклу, приподнял её с

пола и понёс к двери.

– Куда вы? Перестаньте! – Она наконец оторвалась от его губ, но по-прежнему боялась

открыть глаза. Он щёлкнул выключателем и в наступившем полумраке пустой аудитории легко,

без усилий подхватил её двумя руками и стал кружить в каком-то быстром, бесшумном вальсовом

вращении. Перед её открывшимися глазами полетел круговорот теней от предметов, а он кружил

её в этом странном танце и шептал, заглядывая ей в глаза в наступившем полумраке:

– Милая моя! Вам снятся сны? А мне снятся. И в них – вы. – Он наконец поставил её на пол

и заботливо поддержал, потому что комната перед её глазами всё ещё вращалась, как детская

карусель.

Он снова прильнул к ней и шепнул:

– Надеюсь, вам понравится моя книга-подарок. Можно попросить вас о чём-то?

Она потихоньку отходила от сумасшествия, которое охватило всё её существо, и более

твёрдым голосом, с большей степенью решимости сказала:

– Наверное, нет. Боюсь, что я не могу дать того, что вам сейчас нужно. То есть я в этом

уверена, – торопливо и невпопад добавила она. – Уходите сейчас же, слышите?! Нас могут

увидеть!

Он всё-таки был пьян, хотя она не чувствовала запаха алкоголя. Или это тот самый, запретный западный мир бушевал в нём с такой силой?! Переходя на горячечное бормотание

идальго-любовника, он прошептал, касаясь губами мочки её уха и переходя вдруг на английский,

как будто пересказывал выученный текст:

– I am asking you for one kiss… Just one…I want to kiss you… there… on your other lips. –Я

прошу вас об одном поцелуе… всего лишь одном… Я хочу поцеловать вас… там… в те губы.

Валентина отшатнулась и, вспыхнув, покраснела в полумраке:

– Фазиль! Опомнитесь! – яростным шёпотом воскликнула она. – Вы мне этого не говорили,

а я этого не слышала. Вы поняли? – Она тут же пожалела о своём резком тоне и, стараясь сделать

вид, что ничего не произошло и всё возвращается в обычное, предсказуемое русло, добавила

примирительно в темноту, туда, где она из-за тени не могла разобрать выражение его лица: – Вас

нельзя, кажется, пускать в Европу. И оставлять наедине с женщинами старше вас. И то, и другое

плохо на вас влияет. Мы с вами сегодня расстанемся добрыми друзьями и впредь встречаться не

будем. И эти… это всё останется только между нами. Умоляю, выбросьте это из головы. Хотя, не

скрою, я польщена вашим вниманием.

Он, кажется, утратил запас юношеской наглости и молчал в темноте. И она с внезапно

вспыхнувшим женским тщеславием поняла, что оказалась сильнее, чем он. Валентина вдруг

остро, до щемящего сожаления, представила, что он в конце концов обязательно уедет в тот,

другой мир, где можно говорить такие слова на английском языке малознакомым женщинам, и

сюда уже не вернётся. Уедет при первой возможности, потому что никогда не впишется в эти

серые стены этой серой жизни. Он уже отравился тем запретным и таким манящим миром. И он

выдумал её себе – выдумал, как пришелицу из того, свободного и такого опасного мира, и захотел

её именно поэтому. Иначе, зачем он попросил её об этом? Неужели у него женщин не было? Она

вспомнила его ласки и невольно тряхнула в темноте головой. Он через это хочет вырваться из

серости, хочет снова, без виз и разрешений, попасть в то царство иллюзорной свободы, где