Неформат - страница 71

слава Дизеля или Бессемера – это тоже неплохо. Я бы, пожалуй, согласился на то, чтобы моим

именем назвали новую конструкцию авиадвигателя или революционное решение стойки шасси

самолёта. Остановка за малым – сделать это революционное открытие, после чего сразу же

поменять фамилию на более краткую, изменяемую по падежам и менее хохляцкую. Белл, Форд,

Уатт, Ом – заметила, что у всех них краткие фамилии? Проблема русских в том, что у них такие

длинные, неудобоваримые фамилии. Пока выговоришь, интересная мысль, родившаяся в мозгу,

успеет исчезнуть без остатка.

– Тогда мне не на что надеяться! с моей-то фамилией! – воскликнула Ляля с напускным

отчаянием.

– Да, фамилии у нас достаточно ординарные. Тебе не кажется, что мы их интеллектуально

переросли? Мы сложнее наших фамилий, особенно ты. Не говоря уже о том, что ты не беленькая.

– Он наклонился к её уху и добавил шёпотом: – Нигде. Я проверял.

Ляля мельком взглянула на него и почему-то покраснела.

– Дровосек! Вы, кажется, перебрали по части запретных житейских впечатлений. Не

вгоняйте Красную Шапочку в краску.

Савченко тряхнул головой, будто пытаясь отогнать образ того, о чём только что подумал, и

сказал с нарочитой покладистостью:

– Ладно, не буду. Хотя впечатлений оказалось действительно много. Боюсь, что

неизгладимых. Возвращаясь к фамилиям – они вообще-то много что могут сказать, только их

правильно читать надо.

– Правильно – это как?

Она шутливо загнусавила, имитируя обычные интонации дикторов: «В аэропорту их

провожали товарищи Зимянин, Капитонов, Соломенцев, Долгих, Русаков…»

– …та деякi iншi, – подхватил Савченко с какой-то хитрой, жуликоватой улыбкой.

А Ляля впервые подумала: «А ведь он хохол. Вот тебе и раз! Никогда раньше в нём этого

не примечала! Что-то в нём такое – от Могилянской – или как там у них? – академии».

– Угадала! – Она вскочила с кресла и, сделав попой какой-то танцевальный пируэт перед

его носом, торжественно объявила: «…и некоторые другие»! Правильно?

– Да, их нужно читать вот так, в ряд, через запятую, и тогда у тебя начинают роиться в

голове мысли и ассоциации – не всегда, правда, верноподданнические. Меня, кстати, на это

совершенно случайно натолкнул отец. Он как-то стоял в вестибюле института там, в Изотовке. –

Савченко с усилием подавил желание сказать «там, у нас, в Изотовке». – Просто ждал мою мать,

чтобы проводить до дома после занятий, и, чтобы скоротать время, читал учебное расписание

института с фамилиями преподавателей. А там ряд получался живописный: Чавка, Чвёртка,

Швачко, Перебийнос…

– Слушай, это ведь чистый Гоголь! – захохотала Ляля, – а Довгочхуна там не было?

– Мог быть. И в этом-то и есть вселенская печаль жизни в Изотовке.

– И что же твой отец сказал?

– А вот это самое пикантное! Он вообще большой оригинал, правда, у него сугубо

гуманитарное мышление… Посмотрел он на этих Швачко в расписании и выдал фразу, которая

тянет на афоризм: «Куда делись Шаховские, Волконские и Шереметьевы?»

– Дааа, это сильно! – протянула Ляля. – Вот ты в кого такой необычный!

– Да нет. Не совсем. Он-то гуманитарий до мозга костей. Вроде тебя. А я в плену точных

наук и формул. Хотя, должен сказать, что благодарен ему за то, что научил меня стихи любить.

Просто читать их, повторять эти словесные формулы без причины и без пользы для себя и других.

Исключительно ради удовольствия.

– Знаешь, надо будет у себя в институте почитать расписание по методе твоего отца! А что