Откуда-то со стороны улицы неожиданно звучит сирена, Скорая.
За окном светает, резкий звук вторгся в мой сон и развеял его по ветру.
Сначала так хочется опять натянуть одеяло на голову и уснуть. Вернуться на пригорок и целоваться с любимым…
Раз, и я чувствую, как щеки начинают полыхать. Я же целовалась с упырем во сне. С этим, который спит сейчас на второй кровати, у окна.
Что это еще за извращение снилось мне только что? Игры разума?
Соскочив с постели на пол, накинув халат на ночнушку (и то, и другое в ТЦ купила… он мне купил), сунув ноги в тапочки, которые предоставляют в хостеле тем, кто тут живет, подхожу ко второй кровати, даже не пытаясь сделать это тихо.
– Эй ты, проснись!
И резко тыкаю его пальцем в плечо.
– А, что такое? Что…
Он видит меня, внимательно смотрит в глаза вопросительно.
– Скажи, ты когда-нибудь возил меня летом на берег Волги?
Господи, какой же абсурд.
– Ну же, отвечай!
– Что… я не понимаю, – бормочет он в ответ сонным голосом. Хотя во взгляде никакой сонливости и в помине нет.
– Повторяю свой вопрос: ты когда-нибудь летом возил меня ночью на берег Волги?
Мне сейчас про это приснился сон.
Я смотрю ему в карие глаза и вижу как он бледнеет, краска буквально стирается с кожи, а потом кто-то закрашивает ее мелом, белым-белым. Губы дрожат, зрачки расширяются, на висках выступает пот.
Неужели же то, что мне снилось, было на самом деле? Но как тогда связать это с его же не отрицанием того, в чем я обвиняла его в ночь побега и весь день вчера?
И тут я получаю ответ, данный строгим, спокойным, ледяным тоном:
– Иногда сон – это просто сон.
Вот эта холодность и отстраненность, а еще сами слова, ставят все на свои места.
Все это было просто дурацким сном. О чем могла бы догадаться сама.
– Урод! – зло шиплю на него и бью по лицу.
На бледной коже тут же остается алый след от моей ладони.
– Да, – тихо и спокойно подтверждает он и я поворачиваюсь к нему спиной, дохожу до своей кровати и ложусь в постель прямо в халате.
И только закрыв глаза, задумываюсь о том, почему он испугался, и как можно в страхе так спокойно и уверенно признать, что «иногда сон – это просто сон». Чего он испугался? Может, такая ночь действительно была, но все было совсем не романтично, а грубо и по принуждению?
Резко встаю и подхожу к нему снова.
– Да, иногда сон – это просто сон. Но твоя реакция доказывает обратное. Дело в том, что я не вспомнила, что там в действительности было? Увез меня ночью на пригорок у Волги и, что? Брал меня силой?
А в ответ тишина.
– Отвечай, падаль! Ты там насиловал меня, да? А мне приснилась эдакая идиллия. На деле же все было не так. Грубо, грязно, омерзительно? Я плакала и просила тебя перестать? А ты напоминал мне, что я тебе должна?
Он накрылся одеялом с головой, как до этого я. Вцепляюсь руками в одеяло и изо всех сил тяну его на себя.
– Отвечай!
– Не было ничего, не было ничего, не было ничего, – твердит он отчаянно, лежа на животе и уткнувшись носом в подушку. – Не было ничего.
Желание продолжать допрос резко сошло на нет. Теперь хочется просто пойти назад и еще пару часов поспать. Что я и делаю.
Только загадка так и осталась неразгаданной.
Потому что в его поведении явный раскосяк.
Ну да ладно, я подумаю об этом… позже, после завтрака, или днем, после обеда, или вечером, после ужина. Или подумаю об этом завтра. А лучше вообще никогда больше не буду об этом думать. Потому что я уже на свободе.
