В дверь дома постучали. Слегка заскрипев, она открылась, в проеме появился Степан Степанович. Переступив порог, он в нерешительности остановился, глядя на своего отца.
С тех пор, как сын, став председателем, отрекся от него, он перестал общаться с ним, прекратил ходить в деревню. Когда упорно звали, и отказываться было совсем никак, прикидывался немощным. Но даже не отречение сына, не назначение на должность, повлияло на его решение. Еще до этих событий, сын Степка, стал для него чужим. Это случилось тогда, когда по деревне стала прогуливаться молодежь, во главе со своим вожаком Степаном, разучивая революционные песни. Под эти песни, они по команде уполномоченного с района привязали веревки к купольному кресту на старой сельской церкви. Степан Иванович, вместе со всеми наблюдал, как вязали они, концы веревок к коням, как выстрелами из нагана, разгонял уполномоченный, бросившихся помешать баб. Женщины завыли в горе, когда крест, крутнувшись в падение, низвергнулся, глубоко вонзившись в землю.
А Степка его, сын, первый подбежал, и начал раскачивать его, чтобы вытащить, и увезти.
–Степа, как же так, ведь он же сын твой? – спросил у него, рядом стоящий Никифор.
–Нет у меня больше, такого сына, – ответил он…
Сейчас Степан стоял на пороге и в ожидании смотрел на него.
– Что столбом встал? Не узнаешь? – наконец раздалось с кухни.
– Ба…, – хотел привычно назвать отца «батей», Степан Степанович, но вспомнив о запрете, обратился по имени, отчеству.
– Степан Иванович, лесовики приходили, девка у них пропала. На Петра нашего думают, – сказал он, так и не решаясь ступить дальше порога.
– У них, не как у тебя, у них голова есть, вот и думают. А у тебя нет, вот и бегаешь, вора ищешь, – хмуро глядя ответил отец.
– Забегаешь, – ответил Степан Степанович, – не абы кого, Петьку ищут, а он сын мне.
– За шкуру ты свою переживаешь, а не за сына. Думаешь, как бы чего не случилось, да отвечать не пришлось. Но это дело твое, а от меня – то ты чего хочешь? Чтоб девку нашел?
– Так ба… Степан Иванович, спросить они у нее хотят, насильно увел или как?
– Спросили уже. Так что батя, зря ты сюда бежал, – вышел из комнаты весь светящийся радостью Петр.
– Были уже? Опоздал, значит, – догадался Степан Степанович,– А ты значит радостный? Свои девки побоку, вон, какие, ядрёные по деревне ходят, а тебе, значит, из леса подавай. И сколько можно у деда жить? Своего дома нет? Мать там волнуется, а тебе хоть бы что?
– А чего волноваться, я маленький, что ли? Да и не в чужих людях живу. У деда своего, – твердо ответил Петр, – и некуда отсюда не пойду.
Степан Степанович стушевался от такого ответа сына, хотя другого и не ждал. Он замялся, не зная, что ответить. Постояв с минуту молча под неприветливыми взглядами отца и сына, переступив с ноги на ногу, тихо выдавил из пересохшего от волнения горла – Так, я чего? Пойду?
– А чего спрашиваешь? – отозвался его отец, – Мы тебя сюда и не звали. Сам прибежал, сам и иди. Никто тебя не держит.
Степан Степанович, молча переступил порог и закрыл за собой дверь.
–Ты домой-то сбегай. Этот – то ладно, – кивнул он на закрытую сыном дверь, – а с матерью повидаться надо. Переживает она за тебя.
– Сбегаю дед, обязательно сбегаю, – успокоил он Степан Ивановича, – А с Тайей – то чего? – у Петра, не поворачивался язык, назвать по иному, более привычно Таисией, как сразу стал называть ее дед. Ему нравилось произносить необычное имя Тайя, – на кровати лежит, молчит, лицо в подушку спрятала.
