Он что-то чувствовал и в отношении других людей. Как Дерек. Как Джина, еще одна пациентка с синдромом Дауна, которая жила в Доме. Как две нянечки. Как одна из медсестер. Но эти связи значительно уступали тем, что установились у него с Бобби и Джулией. Он предположил, что чем сильнее он любит человека, тем больше его чувствует… знает о нем.
Иногда, если Джулия волновалась о нем, Томасу очень хотелось сказать ей, что он в курсе и с ним все в полном порядке. Потому что она порадовалась бы, узнав, что ему известно о ее тревоге. Но он не располагал достаточным словарным запасом. Не мог объяснить, как и почему он иногда чувствовал эмоции других людей. Ему даже и не хотелось рассказывать кому-либо об этом, поскольку он боялся, что его примут за тупицу.
Он и был тупицей. Знал это. Не таким тупицей, как Дерек, который был милым парнем, хорошим соседом по комнате, но уж очень медленно соображал. Люди иной раз использовали это слово, «медлительный», вместо «тупой», если говорили в его присутствии. Джулия – никогда. Бобби – никогда. Но некоторые люди говорили «медлительный» и думали, что он этого не поймет. Но он понимал. У них хватало других заумных слов, которых он действительно не понимал, но конечно же понимал, что означает «медлительный». Он не хотел быть тупым, но никто не дал ему шанса, и иногда он посылал тиви-сообщение Богу, просил Бога помочь ему перестать быть тупым, но то ли Бог хотел, чтобы он остался тупым навсегда (но почему?), то ли Бог не получал его сообщений.
Джулия тоже не получала его сообщений. Томас всегда знал, когда его сообщения, отправленные через тиви, доходили до адресата. До Джулии они не доходили никогда.
Но иногда он мог связаться с Бобби, что было забавно. Не в смысле ха-ха. Забавно в смысле странно. Забавно в смысле интересно. Когда Томас через тиви отправлял мысль Джулии, иногда ее получал Бобби. Как в это утро, когда он отправил тиви-предупреждение Джулии…
«Что-то плохое может случиться, Джулия, грядет что-то действительно плохое…»
…его получил Бобби. Может, потому, что и он, Томас, и Бобби любили Джулию? Томас этого не знал. Понятия не имел, как такое могло произойти. Но произошло. Бобби находился с ним на одной волне.
И теперь Томас стоял у окна, в пижаме, смотрел в пугающую ночь, чувствовал там присутствие Плохого, которое отзывалось покалыванием в костях. Плохой был далеко как от него, так и от Джулии, но приближался.
Сегодня, во время визита Джулии, Томас хотел сказать ей о приближении Плохого. Но не мог сказать об этом так, чтобы слова его прозвучали осмысленно, боялся, что они прозвучат тупо. Джулия и Бобби, разумеется, знали, что он тупой, но он терпеть не мог говорить тупо в их присутствии, напоминать им, до какой степени он тупой. Все слова были у него в голове, он выстроил их как положено, приготовился к тому, чтобы произнести, но внезапно все они перемешались, и он больше не смог привести их в порядок, вот он ничего и не сказал, потому что они стали словами, не несущими в себе никакого смысла, и он бы выглядел очень, очень тупым.
А кроме того, он не знал, как охарактеризовать Плохого. Он думал, что это, возможно, человек, реальный ужасный человек, живущий в мире, который простирался за окнами, собирающийся причинить вред Джулии, но чувствовал, что Плохой – не совсем человек. Частично человек, но частично – что-то еще. И это что-то заставляло Томаса холодеть не только снаружи, но и изнутри. Словно он стоял на зимнем ветру и ел мороженое.
