Глава 2. О ком плачет принцесса.
Утро оказалось тихим и холодным. Стояла осень, и в покоях было зябко. Распахнув глаза, Антал вспомнил, что перед сном открыл нараспашку окно, а теперь кутался в одеяло, дрожа. Он как-то не подумал, что в парящий над морем дворец может так остервенело вторгаться ветер. На этой высоте он буйствовал и стремился проникнуть внутрь через всевозможные щели. По полу тоже гулял сквозняк, и босые ноги, лишь коснувшись паркета, тут же обожгло. Антал поморщился и поёжился, однако оставаться в покоях дольше положенного был не намерен. От него требовалось выполнить свою работу, получить награду и вернуться восвояси.
Происходящее всё ещё казалось сном, но, оглядевшись, Бонхомме понял, что это не так и он в самом деле являлся гостем Дворца Дезрозье. Потянувшись, прескверный встал и принялся приводить себя в порядок. Всё-таки не каждый день доводится просыпаться во владениях правящей семьи, и выглядеть сейчас было необходимо достойно. В конце концов Антал ничуть не хуже них, он не какой-то там оборванец, которого случайно подобрали и пригрели. Поэтому…
«Нет, ты хуже. Уж самому себе-то не ври, любовь моя. Тебе известно, кем ты являешься и где твоё место. Правящая семья, благословлённая самим пресвятым Сальваторе, тебе не ровня. Где ты и где они? Открой глаза пошире и прекрати надеяться, будто когда-то сможешь считать себя достойным их.»
Тенебрис посмеялась и продолжила:
«Они-то точно никогда не будут считать тебя достойным. В отличие от меня. Я как никто другой ведаю, насколько грязная твоя душа и кровь. И вовек тебе от этой грязи не отмыться. Даже после смерти. Так что сколько кудри ни причёсывай, сколько тунику не разглаживай, всё равно быть тебе кошмарным прескверным. Однако я тебя принимаю таким. Я. И никто больше. Я люблю тебя, Антал. Надеюсь, ты будешь об этом помнить, когда семейство Дезрозье в очередной раз размажет тебя по стенке, растопчет и всю душу вытряхнет.»
Антал продолжал смотреть на своё отражение, причёсываясь. Губы его были крепко стиснуты и даже побелели, а в серых глазах застыла печаль. Спорить с Тенебрис бесполезно. Это не имело смысла, потому что она права. Однако окончательно признать всё вышесказанное Бонхомме никак не мог. Не хотел. В глубине души он, несомненно, верил богине и не смел отвергать злую правду, но только лишь в глубине. На поверхности же Антал Бонхомме был невероятно уверенным в себе молодым человеком. Самовлюблённым, эгоистичным и надменным. Высокомерие позволяло защитить себя и помогало хоть иногда забывать о том, кого в нём видели окружающие. Кого прескверный видел в собственном отражении.
Локоны отказывались подчиняться, и Антал, глухо зарычав, швырнул гребень куда подальше, после чего отвернулся от зеркала, оставив всё как есть. В этот момент в двери постучали.
– На завтрак, господин, уже пора! Вы, несомненно, очень голодны с утра! Я отведу вас прямиком к столу! Хотите кашу или чай? Я выбрать помогу!
Дарио стоял под дверью и хрипел. Слова из сдавленной глотки вырывались с трудом, надрывно, хотя и мелодично. Антал не видел его лица, но точно знал: тот улыбался во все зубы, дёргая губами и бровями. Посмертные муки дворецкого были очень ощутимы, и не только его. Ото всех обитателей дворца, кроме правящей семьи, нестерпимо несло могильным смрадом и веяло холодом. Энергетика эта застыла в воздухе и давила, стискивала в своих объятиях.
