– Это никакая не насмешка. – Заверил Антал абсолютно серьёзно. – Это действительно моя вера.
Он вдруг нахмурился и фыркнул:
– Будь на моём месте кто-то другой, вы бы и бровью не повели.
Элейн спокойно ответила:
– Это правда, господин Бонхомме. Но это ваше право. И мне просто любопытно, как вы к этому пришли.
– Путь был тернист и полон сомнений. Но в конечном итоге я отыскал свою дорогу и теперь по ней непреклонно иду.
– Отвечаете уклончиво. Не хотите об этом говорить?
Антал смягчился, почувствовав, что угрозы нет. Элейн не осуждала и, кажется, в самом деле только хотела утолить любопытство.
Он пожал плечами, ответив:
– Мне говорить о таком опасно. Непозволительно. От того и увиливаю. В конце концов, вдруг для вас это самое настоящее кощунство?
В голове вдруг раздался насмешливый голос Тенебрис:
«Можешь не волноваться об этом, любовь моя. Для госпожи Дезрозье самое настоящее кощунство – ты во всём своём естестве. Хуже уже не будет. Поделись с принцессой мыслями. Расскажи, что там у тебя на душе. Я не обижусь, обещаю. Можешь, как обычно, обвинить во всём меня.»
Антал тряхнул головой, отгоняя богиню, как назойливое насекомое. Он тяжело вздохнул и отошёл от алтаря, который, к сожалению, не спасал от влияния Тенебрис. А потом уселся в кресло напротив, уже готовый открыть эту маленькую и невинную часть себя принцессе. Внутри от предстоящего откровения появился волнительный трепет.
– Около пяти лет назад со мной произошли события, после которых я окончательно отвернулся от Тенебрис. Это меня не спасло от неё, но по крайней мере теперь в душе моей есть надежда. И вера в то, что рано или поздно я смогу освободиться.
– От чего?
– От её проклятия. Больше всего на свете я желаю, чтобы голос её в моей голове навсегда смолк.
«Ах, как сладко ты обманываешь сам себя! Самозабвенно веришь, будто во мне не нуждаешься. Но меня тебе провести не удастся, любимый. Я хорошо ощущаю в твоей душе сомнения и страх потерять меня. Мне хорошо известно обо всех твоих мыслях и чувствах. Ты всю жизнь был один и, утратив связь со мной, окончательно потонешь в собственном одиночестве. Ты знаешь, что я единственная, кто тебя никогда не оставит, и это греет твою жалкую, затравленную душонку.»
– Скорее до боли обжигает, – сквозь зубы шепнул Антал в ответ.
– Что? – переспросила Элейн, не расслышав.
Прескверный покачал головой, грустно улыбнувшись:
– Ничего. Всего лишь Тенебрис нависла надо мной, точно гильотина.
Она не была здесь сейчас, но Антал всё равно чувствовал её ледяные руки на его шее.
– Богиня докучает вам? Я слышала о том, что голос её прескверные слышат постоянно. Это действительно так?
Антал вздохнул и, понурив голову, обречённо ответил:
– Её не прогнать, от неё не спрятаться. Тенебрис всегда со мной и никогда не смолкает. И даже молитвы не помогают.
Он горько усмехнулся:
– Быть может, потому что в самом деле Сальваторе меня не слышит. Или же не хочет слышать.
Элейн вдруг вытянула руку вперёд, осторожно коснувшись ладонью груди прескверного. Тот не успел даже среагировать, оцепенев. Он взглянул на принцессу и увидел, как та, прикрыв глаза, зашептала:
– Я вижу твою душу ясно,
Я слышу её голос там, в груди.
Диктую свой закон негласно:
Она покой найдёт невзгодам вопреки.
С кончиков пальцев её полился приятный серебристый свет. Тонкие лучики, переливаясь перламутром, проникли внутрь, в самое сердце Антала, вызвав толпища мурашек. Он напрягся, наблюдая за тем, что делала принцесса, не в силах вымолвить ни слова.
