Со сковородкой в комнату вошел Железнов, глянул на стоявшего перед портретом Ивана.
– Знакомая личность?
– Знакомая.
Письменный стол быстренько превратился в гостевальный.
– С какого боку, если не секр-рет, вы интересуетесь Петром Алексеевичем Кропоткиным? – спросил Железнов, когда выпили по первой.
– Прадед мой был с ним в экспедиции.
– Очень даже интересно! В первой, второй?
Откуда было знать Ивану, в первой или второй?.. Единственное, что он когда-то вычитал, так это то, что Кропоткин-анархист. Почувствовал невольную вину за свое незнание, он вдруг рассказал незнакомому человеку то, что не пожелал открыть даже жене, когда она любопытствовала насчет его родителей. Капитан Железнов слушал Ивана, не перебивая. А когда тот кончил свою нежданную исповедь, произнес:
– Вины матери тут нет. Жизнь виновата. Документ о р-реабилитации вам прислали?
– Степан Герасимович выхлопотал.
– А орден?
– Пропал.
– Носит какой-нибудь мер-рзавец… Ну, а что касается князя…
Он снял со стеллажа три тонкие книжицы. В одной описывалась Сунгарийская экспедиция Кропоткина, в другой – Витимская. Третья представляла собой его доклад русскому географическому обществу.
– Не зачитайте, – предостерег. – Не выношу пир-ратов книжных полок.
Трофейная бутылка пригодилась. Она и разговору придавала настрой. Железнов поинтересовался:
– Где сейчас трудитесь?
– На стройке. Механиком землеройной техники.
– Серьезная специальность! А мы без толкового механика загибаемся.
– Я – толковый, – без лишней скромности сказал Иван.
– Так давайте к нам! Механик в батальоне механизации – самый уважаемый человек. У комбата военком в приятелях ходит, в момент оформит на младшего лейтенанта.
Иван несогласно покачал головой.
– У меня, Алексей Михайлович, натура не подходит для субординации.
– Субординация нужна в пехоте. А наши войска – трудармия.
Железнов прервался, потому что в дверь вежливо постучали. В комнату вплыла намакияженная, при золотых висюльках чернобровая соседка.
– Я вам пирожков принесла.
Железнов принял от нее блюдо.
– За пирожки спасибо, а к мужикам, Наталья, не приставай. Скоро твой на тр-рое суток приедет, ему и шевели бровями.
– Какие глупости! – соседка фыркнула и ушла.
– Между прочим, – сказал Железнов, – где-то в верхах крутится проект магистрали века. Ваш отец, говорите, в бамлаге погиб?.. Так вот, магистраль века – это БАМ. В тех местах и ходил с экспедицией офицер Кропоткин.
А время текло в черноту ночи. Неохота было уходить, но пора приспела. Железнов сказал на прощанье:
– Моя рота стрелочные пути расширяет для вашего комбината. Так что я на месте. Милости пр-рошу в любой день…
Степан Герасимович не совсем исчез в то апрельское утро, хотя и надолго. Его уж и вспоминать забыли, когда он снова появился перед ноябрьскими праздниками. С той же виновато-грустной улыбкой.
– Вызывали в Москву, – объяснил. – Работал в комиссии по реабилитации.
– Ну, и как? – спросила мать.
– Стена еще стоит. Чуть приоткрыли калитку – и по одному, через часового… Вот ваш документ, Вера Константиновна, о реабилитации.
– Спасибо.
Иван сказал:
– Я паспорт через месяц получаю. Возьму отцову фамилию…
Однако со сменой фамилии оказалось не так все просто. Одних справок понадобилось девять штук. А когда уже все бумаги были собраны, начальница над паспортами, напомнившая Ивану материну подругу Октябрину, объявила:
– Двойную фамилию не положено.
