– Люба, немедленно притормози, и дай мне сесть за руль, – нервно кричал с заднего сидения, проснувшийся от громовых раскатов, Эдуард.
– Я бы остановилась, – смеясь отвечала его жена, напряжённо вглядываясь в залитое ливнем ветровое стекло, – вот только боюсь, если поменяемся местами, то оба промокнем до нитки.
Когда через полчаса, которые показались мне вечностью, Люба припарковалась возле отеля, который больше напоминал двухэтажную горную хижину, чем гостиницу, все пассажиры Фольксвагена в унисон, включая водителя, облегчённо вздохнули.
Моложавый симпатичный синьор на «ресепшен» без задержек выдал нам ключи от нашего номера, и мы, промолвив ему, единственно знакомое нам, итальянское слово «грацие» (спасибо), поднялись в свои апартаменты. Прошедший день выдался на славу, но сил не было не только готовить ужин, а даже поглощать его, если бы он был кем-то сделан. Зато утром меня разбудило шкворчание яиц на сковороде. Эдик, который параллельно со стряпнёй яичницы, нарезал в салат свежие овощи, купленные, пока мы досматривали последние сновидения, в гостиничном магазинчике, властно приказал:
– Семён, прежде, чем жадными глазами смотреть на будущий завтрак, выгляни, пожалуйста, в окно.
Ещё находясь в полусонном состоянии, повинуясь словам Эдика, я раскрыл его створки. Тут же в комнату ворвался прохладный свежий воздух, который обволок все наши апартаменты сладковатым запахом хвои, дикорастущих трав и повсеместным чувством ещё неосознанной свободы. Внизу витиеватой змейкой углублялась в лесной массив узкая дорога, по которой мы вчера поднимались, а вверху громоздились горные, покрытые снегом, скалистые вершины итальянских Альп. Сам отель находился, как бы посредине того, что я увидел из окна, на покрытом горными цветами плато, на котором начинались, уходящие в поднебесную даль, линии подъёмников к веренице лыжных трасс.
– Семён, ты, что заснул там у окна, – позвал меня Эдуард, – ещё налюбуешься этими красотами. Давай буди наших девочек к завтраку. И проложи, заодно, на карте наш сегодняшний маршрут.
– Нет, дорогой, – с укоризной глядя на него, откликнулся я, – сегодня штурманом назначаешься ты, а твой, с позволения сказать, покорный слуга будет за рулём нашего экстримного транспортного средства.
– Вот именно, экстримного, в смысле выходящего за рамки обычного, – кивнул в знак согласия Эдуард, наливая приготовленный кофе.
Через какие-то полчаса наш дружный экипаж заполнил салон нашего немецкого авто. Я, вспомнив крутизну и зигзагообразность, похожей на горную тропу, вчерашней дороги, уже пожалел, что так опрометчиво отлучил Эдуарда от руля. Предстоял, совсем небезопасный, многокилометровый извилистый спуск с высоты 1920 метров, на которой находился отель, к отметке, близкой к уровню моря, т.е. к нулевой высоте. При этом, следует добавить, что я никогда не был пилотом на авторалли, не участвовал в многодневных гонках да и стаж вождения на спокойных, вытянутых по прямой линии, шоссе едва превышал четыре года. Но говорят, что дорогу осилит идущий, в нашем случае, катящийся по ней. В этом конкретном случае более подходящим синонимом к слову «катящийся» было бы прилагательное «ползущий». Скорость на спидометре не превышала 30 км/час. Мне казалось, что дорога, по которой мы спускались, изгибалась более, чем под прямым углом, через каждый метр. Моя правая нога почти не отрывалась от тормозной педали. Конечно же, я не признавался своим друзьям, что подобное напряжение при управлении автомобилем испытываю в первый раз в жизни. Когда через полчаса мы выехали на нормальное прямое шоссе, я вместо того, чтобы облегчённо вздохнуть, наоборот, выдохнул, скопившийся внутри меня, стресс. При этом, даже не заметил, что машина, набрав уже максимально дозволенную, 130 км/час, скорость, быстро мчалась на юг Италии. Сидящий возле меня Эдуард полностью абстрагировался от нас, напряжённо вглядываясь в карту и в путеводитель. В какой-то момент он отстранился от этих источников информации и радостно выкрикнул:
