Мои размышления прервал вопль, вырвавшийся из уст Эдуарда, который вторично в это солнечное утро выкрикнул «Эврика!». Ответом на мой вопрошающий взгляд был его указательный палец, направленный на вывеску над одним из автомобильных проездов. Там большими буквами высвечивалось всего одно слово «CASH». Я и подумать не мог, что оно обозначает не что иное, как «наличные». Эдик затратил всего минуту, драгоценного уже, времени, чтобы пояснить:
– Проезжаем по указанному коридору, расплачиваемся деньгами из кошелька, и спокойно едем дальше.
Сказано – сделано. Я снова сел за руль, и мы спокойно подъехали к шоссейной горловине, над которой висела спасительная вывеска. Притормозив у красно-белой полосы, я не обнаружил ни устройства, куда можно вложить деньги, ни человека, которому можно их дать. Больше того, даже заградительного шлагбаума, которым были снабжены соседние полосы, здесь тоже не было. Я задумчиво взирал на альпийские горы, сверкающие белизной своих остроконечных пиков, и недоумённо спрашивал у знаменитых русских классиков, что делать и кто виноват. Виновных никто и не думал искать, а что делать знал только Эдик. Не долго думая, он громовым голосом приказал:
– Семён, что задумался? Немедленно снимай ногу с тормоза, переноси её на педаль газа, и полный вперёд к венецианским красотам!
Пока я, перестраивался в крайний левый ряд, чтобы на максимально разрешённой скорости быстрее продвинуться к Венеции, Мила и Люба, поспешно перебивая друг друга, расхваливали практическую смётку Эдика, не забывая при этом обсудить, где и как потратить сэкономленные деньги. В эту минуту они ещё не знали, что их проекты через какие-нибудь три четверти часа перманентно превратятся в прожекты. Момент истины наступил, когда я увидел впереди сооружение, как две капли воды, похожее на то, что мы пересекли при въезде на платный участок автострады. Я подъехал к закрытому шлагбауму, который, несмотря на наши пронзительные душевные посылы к нему, даже и не думал открыть нам дорогу для дальнейшего проезда. Ситуация выглядела безнадёжно-тупиковой. Позади нас стояли около двух десятков машин, которые беспрерывно сигналили в ответ на наше бездействие. Правда, я не имел даже самого зелёного понятия, что можно было сейчас предпринять: сдвинуться с места нельзя было ни вперёд, ведь шлагбаум был закрыт, ни назад, поскольку путь преграждали машины с, непомерно возбуждёнными шоферами. Как всегда, нужное решение принял Эдуард. Он показал мне на какую-то более менее цивилизованную будку, в которой сидел, вроде бы, живой человек. Чтобы добраться до него, нам пришлось пересечь шесть автомобильных «ручейков». Мы с Эдиком параллельно включили весь свой, не такой уж и богатый, лексикон соответственно немецких и английских слов, вставляя на автопилоте и ненормативные русские выражения. Но, испуганный нашим агрессивно воинствующим видом, итальянский синьор, не знавший ни английского, ни немецкого и, тем более, ни матерного русского языков, застенчиво улыбался и беспомощно размахивал руками. В конце концов, находчивому Эдуарду удалось отыскать в толпе итальянских водителей седовласого джентльмена, который немного говорил по-английски. Он, посмеиваясь и дружелюбно похлопывая Эдика по плечу, пересказал киоскёрному чиновнику, что приключилось с нами. В конечном итоге, после оплаты проездного тарифа, злополучный шлагбаум поднялся вверх, открывая нам, временно прерванную, дорогу на Венецию.
