Пять лондонских дней пролетели, как одно неповторимое мгновение. Его последний блик застал нас на центральном вокзале английской столицы Сент-Панкрас. У нас оставался ещё час до отправления поезда на Париж. Да, господа, я не ошибся, именно на изумительный и романтический Париж. Но об этом чуть позже, в соответствии с хронологией нашего повествования.
Пока мы ещё находимся в шикарном вокзальном холле английской столицы, в обычном станционном Макдональдс. Дело в том, что последнее наше лондонское утро было отдано кварталу под названием Сохо. Именно он являлся приютом лондонской богемы, колыбелью бит-культуры и колоритным местом для тех, кто был готов увидеть другой, лишённый пресловутой респектабельности, разгульный и беззаботный, Лондон. А ещё Сохо славился увеселительными заведениями и многочисленными магазинами. Наших жён, к сожалению, заинтересовало не первое, а, именно, второе из перечисленного. Другими словами, пока они в течение нескольких часов занимались «шопинговой терапией», мы с Сашей находились в состоянии некой аритмии, которая отключила нас от животворного биения пульса шумного квартала. Причём отсоединила настолько, что мы в тягостном ожидании наших «половинок» не то, чтобы пива не выпили, а даже перекусить не успели. Поэтому я, Мила и Слава и томились сейчас в очереди в привокзальном Макдональде. В это же время Саша находился вблизи станционных путей, охраняя от английских воришек наши чемоданы. Когда, мирно, никого не трогая, он гордо восседал на одном из них, не без удовольствия поглощая принесённый нами чизбургер, к нему подошёл полицейский, которых в Англии почему-то называют ласкательным именем «бобби». Он довольно грозно что-то выговаривал ему на своём английском речитативе. В ответ, нарушившему его вокзальный ланч, блюстителю порядка, Саша непринуждённо проговорил, единственно известную ему на английском языке, фразу:
– I do not understand.
Когда до «копа» дошло, что, сидящий на чемоданах, мужчина, действительно, не понимает его, он путём смешной мимики и жестов довёл до его сведения, что принимать трапезу полагается только в кафе и ресторанах и ни в коем случае вблизи станционных путей. Выудив из своих форменных штанин тощий кошелёк, он недвусмысленно дал Саше понять, что дело может обернуться денежным штрафом. Мой свояк не стал искушать судьбу и, вспоминая ненормативную русскую лексику, поспешно ретировался в сторону ближайшей закусочной.
На этом, вызывающая много толков, английские чопорность и законопослушание не закончились. Когда мои спутники уже зашли в поезд и до его отправления оставалось не более двух минут, зная, что в английском поезде, в отличие от советских, нет тамбуров для курения, я вышел на открытую платформу, чтобы затянуться израильской сигаретой «Time». Перрон, во всю его полукилометровую длину, был безлюдный и пустой. Все пассажиры уже заняли свои места в вагонах. Я, медленно выпуская вверх замысловатые колечки дыма, наслаждался последними мгновениями табачного отравления. Вдруг увидел, что по направлению ко мне стремительно бежит, грозно размахивая разноцветными флажками, служительница железнодорожного порядка. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы догадаться, что курить на перроне категорически запрещается и что, если эта разгневанная англичанка доберётся до моей персоны, то вместо парижского Монмартра у меня есть, вполне вероятные, шансы увидеть камеры Тауэрской крепости. Я не стал испытывать судьбу на прочность, без промедления запрыгнув в пассажирский вагон. В тот же момент поезд тронулся в направлении, страстно желаемой, столицы Франции.
