Она долго и внимательно разглядывала Витю с ног до головы и наконец сказала:
– Ладно. Что с тобой делать, куда тебе деваться? Иди, живи. Будешь платить сто рублей в месяц, жить в большой комнате. У меня трое детей: две взрослые дочери, а одна маленькая, лет шести.
– Можно посмотреть вашу комнату?
– Можно, отчего же нет?
– Мне нравится у вас, – сказал Витя, – а я сделаю так, чтоб и я вам понравился.
– Ты должен прописаться у меня. Без прописки я не смогу тебя держать у себя, – сказала тетя Вера. – Надеюсь, ты не станешь претендовать на мою площадь в случае чего, как некоторые недобросовестные люди.
– Нет, что вы, тетя Вера. Я готов дать расписку хоть сейчас.
– Никакой расписки мне не надо, я верю на слово. А сейчас я достану домовую книгу, и мы пойдем к квартальной, а потом в паспортный стол нашего территориального отделения полиции. Кажись, сегодня у них прием.
Витя посадил тетю Веру впереди себя на велосипедную раму, и они поехали к квартальной. Тетя Вера была для него одной из героинь великого английского писателя Диккенса.
Витя был уверен, что в паспортном столе ничего не получится.
– А может, нам не стоит время тратить? – сказал он Вере, когда они вышли от квартальной.
– Нет, поедем попытаем счастья, – возразила тетя Вера. – По идее, у меня частный дом, и у полиции нет таких прав, чтоб отказать в прописке, если площадь позволяет. А там посмотрим. Мои дети тоже мотаются по свету, а муж во Львове инженером на железной дороге трудится. Может, и им кто-то помогает так же, как я тебе сейчас.
В паспортном столе, к удивлению, к пришельцу с далекого запада отнеслись весьма лояльно, и после короткой беседы начальник паспортного стола наложил резолюцию: «Прописать постоянно».
Тетя Вера и Витя были так рады, что на обратном пути заскочили в магазин, купили бутылку вина и буханку хлеба, чтоб отметить новоселье.
– Я отвезу велосипед хозяину, заберу свой чемодан и вернусь через полчаса, – сказал Витя у дома, в котором он уже был прописан.
Дед Афанасий оказался дома.
– Я рад за тебя, – сказал он. – Может, и моей дочери кто-то поможет, она тоже по чужим углам скитается.
– Вы свою Аллу пошлите в девятый класс, она хорошая, симпатичная девочка, ей учиться надо, – сказал Витя, глядя на ее покрасневшие глаза.
– Ты чего, дочка, никак слезы у тебя на глазах? Что случилось с тобой? Ты так быстро привыкла к чужому дяде?
– Ничего не случилось, – уткнулась она в грудь отца, – это я так, Женю вспомнила – и жалко ее стало.
– Не забывай нас, – сказал хозяин.
– Добрых людей трудно забыть. Прощайте, извините, если что не так.
– Все хорошо. Может, по чарочке?
– Спасибо, не употребляю, – сказал Витя.
– Я провожу, – сказала Алла.
– Сиди, пигалица! – приказал отец.
Муж Веры работал во Львове то ли мастером железной дороги, то ли прорабом на стройке, возможно, зарабатывал не так уж и плохо, но вся драма была в том, что он давно махнул рукой на семью и на жену как на женщину. О том, что у папы во Львове есть другая тетя, знали все, даже маленькая девочка, шестилетняя Люда. Уже через неделю, после того как Витя поселился, она села ему на колени и сказала:
– Меня зовут Людой, мне шесть лет. Будь моим папой, а когда я вырасту, я выйду за тебя замуж, ты хоросый музык, и я тозе буду хоросая.
– Хорошо, Люда, ты только слушайся маму, и мы обязательно поженимся.
– А ты не уезжай никуда, мне одной скучно, я не хоцу одна оставаться.
