И дух дрожит снова, но от другого чувства… Руна разрывается между этим тянущим на глубину взглядом, и в то же время желает запечатлеть ласку, картинку того, как их руки обнимают друг друга так интимно…
И тоска в груди разрастается лишь больше, подкармливая злость.
“Варежка” – она для него все та же маленькая зверушка, яркая привязанность к ребенку.
– Для чего ты меня позвал? – она просит себя, умоляет быть терпеливой, сохранять самообладание до последнего. Чтобы потом уйти с прямой спиной.
О том, что уйти придется, она поняла как только позволила себе полностью слиться взглядом с любимым. И в нем не было ничего из того, что девушка так часто видела в глазах других мужчин, желающих быть к ней ближе.
Что ж, очередной ее проигрыш.
Внезапно Амон сам разорвал зрительный контакт, отвернулся, пряча лицо. Руна почувствовала, как хватка на руках стала тверже.
– И все же подумай о помощи лекаря, ладно?
– Для чего ты позвал меня сегодня, Амон? Для чего я здесь? – повысила голос осознанно, за хвост вытягивая себя из этой сладкой патоки запретных ощущений.
Потому что устала ждать и готовиться к худшему. Да что же заставляет ее любимого так нервничать?!
– На днях я спускался на нижние земли, мне нужно было проявить уважение к местной власти, их короли собрались в одном городе ради этого. Между встречами, что затянулись, как ты знаешь, на несколько дней, я решил прогуляться по их миру. Я катался на их экипажах, оценивая изобретение, летал на крыльях, поняв, что нет ничего лучше именно такого способа для путешествий. И, в какой-то миг, в одной из подворотней я вдруг услышал крик о помощи.
Лиса заметила, как дернулся его кадык, а голос стал куда приглушеннее.
Показалось, сейчас и злость ее вся истает, и обида. Амон был словно чем-то сильно опечален, будто чувствовал ответственность за чужую жизнь всем сердцем.
– Там какая-то шайка головорезов напала на совсем молодую женщину. Такая дикость, не могу понять, что в головах этих примитивных людей?! А она почти умерла, Руна. Она очень хрупкая, беззащитная…
Руна вовсе не оценила внезапный переход и нежность в голосе Её любимого.
А затем, Амон будто резко собрался с силами, все для себя решил и, поймав взгляд лисы, твердо произнес:
– Руна, ты должна знать, что во дворце появилась новая гостья. Не обижай ее, она совсем слабая. Пусть привыкнет, вольется в жизнь во дворце, а там посмотрим, что делать с чужестранкой.
Услышанное повидавшей множество побед алебардой ударило по нутру лисы, заставив проявиться хвосту под тонкой юбкой. В происходящее верить не хотелось – слишком неожиданно, несправедливо.
А эпитет-то какой подобрал, посмотрите-ка – “чужестранка”...
– Не вздумай обижать Лорелей, я тебе запрещаю. – Его глаза блеснули предупреждением и всеми оттенками серьезности намерений. Он прекрасно знал свою характерную воспитанницу.
Или ирлинг искренне верил в это.
А Руну накрывало осознанием – с головой, топя все надежды и мечты. Снова.
Это все, зачем он ее позвал? ЭТО было истинной причиной совместного ужина?
Руна вдруг рассмеялась. Заливисто, весело. Истерично.
Взгляд Амона сменился на удивленный, даже пораженный – он никак не ожидал подобной реакции.
А девушка просто заставляла себя дышать. Глубоко, удерживая внутри бурю.
– Конечно же, доверить свою находку заботе мужчин ее же королевства ты не решился, – отсмеявшись, она смахнула выступившие от эмоций слезы. – Боги, мой Повелитель, да у тебя страсть к собирательству, – звонкий мелодичный голос наполнился ядом.
