Быстро покидала в сумку кое-какие вещи — хаотично, не разбираясь, что беру, — выскочила в коридор, стремительным шагом добралась до выхода из дома и на удивление легко выбралась на улицу.
Алан Вилиус просто не ожидал от меня подобной прыти. Не понимал, что я, насмерть перепуганная его поведением, решусь сбежать в никуда. Я всегда была разумной девочкой, но это был абсолютно глупый поступок. Я легко могла сгинуть или быть возвращённой домой первым же патрулем службы безопасности, но… судьба распорядилась иначе.
.
Я неслась по улице, не разбирая дороги и не обращая внимания, что одета не по погоде — тогда уже стояла поздняя осень, и, хотя листья ещё не опали до конца, было холодно. Однако я не ощущала никакого холода, даже наоборот — мне чудилось, что я бегу по огненной лаве, которая кусает меня за пятки… И нужно бежать быстрее, чтобы скрыться от неё. Быстрее, ещё быстрее, и ещё…
…Завернув за угол какого-то дома, я на полной скорости врезалась в мужчину, который шёл мне навстречу. Вечер был поздний, и в неярком свете фонарей я плохо его видела, но сразу поняла, что это не отец — Алан Вилиус был высокий и статный, поджарый, а мужчина, в которого я врезалась, — наоборот, невысокий, ростом почти с меня, но широкоплечий и крепко сбитый, не толстяк.
— Демоны меня раздери! — воскликнул он глубоким, хорошо поставленным голосом. Я даже замерла от неожиданности — никогда не слышала настолько красивый мужской голос. — Что это у тебя с лицом, девочка?!
— Н-н-ничего, — ответила я тихо, безумно заикаясь и дрожа, и опасаясь посмотреть на незнакомца. Нарочито отводила взгляд, стараясь спрятать повреждённую половину лица — чувствовала, что горит только одна щека. По второй отец меня тем вечером не бил.
— Вижу я это «ничего»! — возмутился мужчина. Я попыталась отойти в сторону, но он схватил меня за руку. — Стоять! Сейчас пойдём к дознавателям.
— Нет! — Я не понимала, зачем протестую. Вообще ничего не понимала, честно говоря. Я была в каком-то угаре, мне хотелось срочно вырваться из железной хватки незнакомца и убежать. Куда я не имела понятия. Просто — убежать. — Не надо!
— Надо! — отрезал мужчина, не собираясь меня отпускать. — Пока тот, кто вот это всё с тобой сделал, ещё не подправил следы собственного преступления при помощи магии. Мы сейчас у дознавателей зафиксируем побои, и ты подашь заявление на того, кто тебя побил. Он тебе кто?
Я открыла рот, облизнула пересохшие от волнения и быстрого бега губы, ощутив во рту солёный вкус крови, и едва слышно ответила:
— Отец…
— Отец, значит… — протянул мой новый знакомый. — А лет тебе сколько, девочка?
— Семнадцать.
— У-у-у… Ясно всё.
— Что вам ясно? — Я всхлипнула и неожиданно для себя самой расплакалась. — Ну что вам может быть ясно?! Что?..
Я не сопротивлялась, когда он легко притянул меня к себе, похлопал по спине, встряхнул, взяв за плечи, и произнёс, заглядывая в глаза:
— Соберись. Если ты сейчас сделаешь всё правильно, то уже к утру освободишься от опеки своего отца. До выяснения обстоятельств касательно твоего заявления о побоях он будет лишён прав на опеку над несовершеннолетней. И не сможет забрать тебя домой, даже если найдёт. У тебя на руках будет постановление от дознавательского комитета. Ты понимаешь меня?
Как ни странно, но, несмотря на шоковое состояние, я смогла понять всё, о чём говорил мне в тот вечер маэстро Говард Родерик.
