В четверг после полудня ветер ворвался в шелковую палатку, и, чтобы не задохнуться, ее жильцы вынуждены были любыми способами выбраться наружу и перейти в бо́льшую палатку. Во время этого перехода Дэвидсон отморозил себе пятку, а Кларк – палец на ноге и три пальца на руках. Как только они оказались в безопасности в нашей палатке, Энтрикин уступил свой мешок Кларку. Я отдал свои спальные брюки из оленьей шкуры Дэвидсону, а доктор свернулся калачиком у большого мешка. Осталось немного места между шестом и входом в палатку, где могли стоять мы с Энтрикином. Это место постоянно уменьшалось в размерах, потому что снег, несмотря на наши максимальные усилия, продолжал просачиваться через полог после того, как вошли парни. Какое-то время спустя места осталось только для одного из нас, и мы по очереди стояли, держась за шест, и периодически опускались на снежный занос, чтобы вздремнуть пару минут. За ночь мы несколько раз готовили чай, чтобы согреть и взбодрить ребят. Хлопанье палатки, оглушительный рев ветра и дьявольский свист пурги, а также визг и вой бедных собак создавали картину сущего ада, которую невозможно забыть.
Утешало лишь то, что благодаря качеству и покрою нашей меховой одежды никто из отряда серьезно не пострадал от холода, покуда мы были в палатке. Хотя сам я во время всей этой бури был без спального мешка или какого-либо иного покрывала, а только в походной одежде из оленьего меха, мне было тепло и уютно.
Рано утром в пятницу, 23 марта, ветер начал стихать, а в 7 часов я вышел, и увиденное зрелище повергло меня в уныние. Половина собак крепко вмерзла в снег – некоторые лапами, некоторые хвостами, а некоторые и тем, и тем. Две были мертвы, а все остальные находились в самом плачевном состоянии. В результате безжалостного ветра в их шерсть набилось множество льда и снега. Несколько собак смогли отвязаться и разорвали двойной спальный мешок и большую часть упряжи… Анемометр Болдуина, его барограф и термограф, которые в результате его изобретательности и настойчивости продолжали запись на протяжении всей бури, показали, что в течение 34 часов средняя скорость ветра составляла свыше 48 миль в час, средняя температура была около -50°, а минимальная – ниже -60°… С учетом того, что мы находились на высоте около 5000 футов над уровнем моря… можно считать, что этабуря побила рекорд как самый суровый шторм, когда-либо встававший на пути арктических экспедиций[35] (выделено мной. – Д. Ш.).
Еще двое покинули ледяной щит: Дэвидсон и доктор Винсент. Последнему вменялось довести Дэвидсона до базы и остаться там, чтобы лечить больных. План Пири потерпел крах.
Энтрикин отморозил ступни и потянул спину. Сани ломались, собаки слабели и умирали. Шторм остановил путников на три дня. Повествование Пири:
…еще две собаки заболели пиблокто… Одна из них… – сильный, большой и похожий на волка зверь… преподнес нам перед тем, как его убили, самое свирепое и кровопролитное зрелище, которое я когда-либо видел. Он в ярости набрасывался на всех собак в упряжке и, полуслепой от пены и крови, был нещадно изорван собаками, на которых нападал. Когда на него наставили ружье, он стоял совершенно обессиленный. Его голова и шея опухли и увеличились в размерах вдвое, уши были порваны в клочья, глаза налиты кровью. Из пасти капала кровавая пена, которой также было покрыто все его тело. Шерсть была всклокочена. Хотя собака настолько ослабла, что едва стояла, она все же готовилась наброситься на ближайшего к ней пса, но пуля пронзила ее мозг, и она рухнула, дергая лапами, на забрызганный кровью снег.
