– Спасибо, ты настоящий друг!
– Не дуйся! – попросил Касатон и вернулся к разбору вещей. – Всё ж отработано давно!
Я только головой покачал. Всё, да не всё.
Вот же озадачил Альберт Павлович, так озадачил!
Но делиться своими печалями со старшим товарищем я, конечно же, не стал, вместо этого отпер шкаф и вытащил из него стопку поступивших за новогодние праздники протоколов. Взял лежавшие сверху листы, сцепленные канцелярской скрепкой, и не удержался от тяжкого вздоха. Память не подвела, случай и в самом деле оказался однозначней некуда: драка на почве личных неприязненных отношений, сломанный нос, подозрение на сотрясение головного мозга и – ни малейшего намёка на использование сверхспособностей. Банальная потасовка. Ещё и характеристику драчуну в ректорате дали положительней не бывает, ну просто чистый ангел, а не человек.
Сложилось даже впечатление, будто на первоначальном этапе поступила команда это дело замять, очень уж всё было гладенько. Ну и как с этим прикажете работать?
Впрочем, одну зацепку я всё же углядел. Обвиняемый в нанесении побоев аспирант работал младшим научным сотрудником на кафедре пиковых нагрузок, а её бессменный руководитель профессор Чекан до сих пор находился под домашним арестом. Тут было о чём подумать.
– Ирина! – окликнул я нашего делопроизводителя. – Пройдись по всем секциям, поспрашивай о Вахтанге Рогозе, аспиранте. Если он ни с кем не сотрудничал, подготовь справку, что товарищ в жизни студенческого самоуправления участия не принимал.
Касатон Стройнович озадаченно хмыкнул.
– Мы так теперь работаем, да?
– Кот из дома, мыши в пляс! – отшутился я и отправился на поиски Якова Беляка.
Заместитель председателя студсовета отыскался в своём кабинете, на вопрос о Вахтанге Рогозе он недоумённо нахмурился.
– Зачем тебе?
Я поднял руку и пошелестел листами.
– Протокол на него пришёл.
– Побои? – догадался Яков, который и сам был выходцем с кафедры пиковых нагрузок. – Вахтанг – большой умница и настоящий учёный, но в личной жизни сущий неандерталец. Единоличник и страшный ревнивец. Как влюбится в кого, так и начинает кулаки распускать. Один эпизод даже на товарищеском суде разбирали. Но профессор его ценил, всё перевоспитать пытался, дело так ничем и не кончилось.
– О как! – прищёлкнул я пальцами. – Спасибо за информацию!
Товарищеский суд, значит? Очень интересно!
Вернувшись в кабинет, я сунул протокол в портфель и начал одеваться.
– Ты уже всё? – удивился Касатон. – Отработал на сегодня?
– Если бы! – вздохнул я. – Пойду с коллегами касательно этого типа пообщаюсь.
– А чего ты так в него вцепился-то?
– Сигнал поступил, – отделался я полуправдой и выскользнул из кабинета, поспешив предупредить сим немудрёным образом неудобные расспросы.
На улице порыв стылого ветра швырнул в лицо колючую снежную крупку, я пониже опустил кепку, поднял воротник пальто и отправился на кафедру пиковых нагрузок. Переговорил с активистами ячейки Февральского союза молодёжи, но секретаря на месте не застал, его сказали искать в лабораторном корпусе.
Я последовал этому совету, навёл справки на вахте и вскоре заглянул в кабинет, где хмурился у исписанной длинными формулами доски молодой человек в белом халате.
– Вахтанг Рогоз? – переспросил он, вытирая пальцы от мела замусоленной тряпкой. – В нашей ячейке Вахтанг не состоит.
– А звали?
– Конечно звали! – уверил меня секретарь. – Лично его приглашал!
