– Как скажешь.
Миша допил чай, и я забрал у него стакан, отнёс пустую посуду в буфет.
С девочками они, значит, уединяются?
Очень интересно. И если Милене об этом говорить определённо не стоило, то отразить в отчёте майору Городцу нужно будет непременно.
Всю первую половину дня я рыскал по студгородку в поисках людей из составленного вчера списка, а ещё посетил горбольницу и раздобыл там кое-какие сведения. Личное знакомство с барышнями из регистратуры и коробка шоколадных конфет до предела упростили получение нужных выписок, зато в канцелярии Службы охраны института меня послали куда подальше, там пришлось просить о содействии Евгения Вихря.
Когда я пришёл в студсовет, Касатон Стройнович уже заканчивал передачу дел председателю, но выслушать меня он не отказался.
– Что у тебя, Петя?
– Рогоз, – пояснил я. – Ты погляди, какой у этого горячего южного человека послужной список!
Касатон взял характеристику, выданную секретарём ячейки Февральского союза молодёжи, ознакомился с ней и хмыкнул, после начал просматривать подобранные мной документы – протокол заседания товарищеского суда, вытребованные в архиве заявления двух бывших пассий аспиранта с просьбой оградить их от преследований со стороны слишком уж ревнивого кавалера и свидетельские показания о целом ряде драк.
– Налицо систематическое нарушение общественного порядка! – объявил я и протянул полученные в горбольнице выписки. – Общее количество часов временной нетрудоспособности всех участников драк я не подбивал, но сумма получается приличная.
Стройнович вытащил из верхнего ящика стола счёты и защёлкал костяшками, оценил полученный результат и вновь хмыкнул.
– Петя, а чего ты так к нему прицепился? – спросил он, пригладив тоненькие ниточки усов. – Что-то личное?
Я покачал головой.
– Нет, был сигнал.
– Анонимный? – предположил Касатон.
– Можно и так сказать, – хмыкнул я. – Источник информации я раскрывать не стану.
Мой старший товарищ вздохнул и спросил:
– И что ты предлагаешь? Публичную порку устроить?
Я покачал головой.
– Мне сейчас за двоих работать придётся, не до того просто будет. Давай в оперчасть материалы вернём в связи со вновь открывшимися обстоятельствами? Если ты вчерашним числом заключение подпишешь, я договорюсь, чтобы дело обратно забрали.
В иной ситуации Стройнович у меня на поводу бы точно не пошёл, а так махнул рукой.
– Делай!
Я сел за печатную машинку и только заправил в неё лист, как распахнулась дверь и к нам заглянул Вадим с кафедры феномена резонанса.
– Не помешаю? – проформы ради уточнил он, входя. – Салют, Касатон! Петя, виделись.
– С чем пожаловал? – поинтересовался Стройнович, отвечая на рукопожатие.
– Да вот завелась паршивая овца, понимаешь! Держи!
Касатон листки брать не стал, покачал головой.
– С этим уже не ко мне.
– Я обещал вчерашним днём зарегистрировать, – сказал я. – Вадим, оставляй!
– Нет ну ты скажи, какую бурную деятельность развил! – покачал головой Стройнович и повторил за мной. – Да, оставляй, Вадим. Гляну. – А когда мы вновь остались в кабинете вдвоём, он усмехнулся: – Тоже сигнал был?
– Именно! – подтвердил я и пояснил: – Сосед мой там учится.
– И что теперь с этой писулькой делать? Вадим понятно – он задницу свою прикрыл, да только у нас полномочий вмешиваться нет. По уму надо отказ в принятии к рассмотрению писать.
– Это неконструктивно! – покачал я головой. – Лучше мы Палинскому рекомендуем на этот момент внимание обратить. А то у них и посещаемость снижается, и успеваемость падает.
