Когда все разъехались и дверь за гостями только-только закрылась, на меня тут же обрушилась звенящая тишина, а вслед за ней загромыхали и мрачные мысли. Они были неопределёнными и чем-то напоминали дымку, вроде бы и есть, а ухватиться нельзя. Нет. Это не мысли. Кажется, подобное принято называть предчувствием.
- Не грусти, - вдруг тихо проговорил Герман и погладил меня по волосам. – Как-нибудь снова все вместе соберемся, а твои родители могут к тебе приезжать, когда угодно, ровно, как и Алина с Гришей. Надеюсь у них всё наладится, и мы уже вместе поедем отдыхать.
- Дело даже не в этом, - я вернулась в гостиную и села на диван.
- А в чем же? – Герман садиться не спешил. Стоял надо мной, смотрел так внимательно, спрятав руки в карманах домашних штанов. Красивый.
Всякий раз, когда я смотрела на своего мужа, то ловила себя на мысли, что он красивый. Сразу так стыдно становилось, будто я о чем-то неприличном думала, даже щеки краснели. Не понимаю, как так получалось, но Германа я временами, словно открывала для себя с новой стороны. Вот вроде бы он ничего такого особенного в данную минуту не делает, а у меня дух захватывает да так, что сердце потом еще долго угомониться не может. Всё барабанит и барабанит, будто с ума сошло. Кажется, я влюбилась, полюбила по-настоящему. Иначе объяснить такое поведение я не могла.
- Всё было замечательно, - медленно произношу, будто заново учусь говорить и отвожу взгляд от Германа к мирно горящему камину. – Только вот с родителями… Не знаю, как это объяснить. Как чужие стали.
- Солнце, - нежно проговорил Герман и присев рядом, уложил к себе на колени мои ноги. – Не расстраивайся. Они тебя всё так же любят.
Любят… Знал бы Герман, что мне мама говорил насчет нашего брака и моей игры в счастливую жену. Не уверена, что после этого муж продолжил убеждать меня в любви собственных родителей.
- Ты сам всё прекрасно видел. За последние три дня они тебе больше слов сказали, чем мне. С папой я вообще почти не разговаривала. А мама…
- Думаю, они просто переживают и боятся, что брошенная мной с горяча фраза, всё же осуществится. Но я не собираюсь отнимать у тебя ребенка. Мы всё уже давно разрешили и отцу я твоему об этом сказал. Но он и мать твоя будто не верят.
- Знаешь, впервые рядом с собственными родителями, я почувствовала себя чужой и одинокой.
- Не говори так, - Герман придвинулся ближе. – Просто они такие люди, устроили ребенка и не спешат о чем-либо заботиться. Зато я есть у тебя и дочка наша, разве этого мало? – муж посмотрел на меня с таким искренним сожалением и трепетом, что в груди даже кольнуло.
- Нет, этого вполне достаточно.
Постепенно прежняя рутина вернулась на свое законное место. Жизнь шла своим чередом и главное, что в этой череде больше не появлялся Саша. До определенного момента…
Учёба только-только началась, а домашним заданием уже наградили до конца семестра. Я снова посещала по расписанию своего женского врача, а в свободное время занималась уроками. Герман в привычном порядке редко появлялся дома, отдавая всего себя работе.
Временами трудно было одной ложиться спать, но я понимала, что Герман старается для меня и нашего будущего ребенка. Обычно муж приходил уже под утро в спальню, тихонько ложился рядом, осторожно обнимал, уткнувшись носом мне в шею и быстро проваливался в сон.
В общем, всё вернулось на круги своя и даже Алина уже бодрее стала. Мы часто созванивались, и я была рада слышать ее живой голос. А потом вдруг тьма поглотила весь тот свет, которым я так кропотливо окутывала себя и свою семью.
