М-да, четко составленный в моей голове план сбоил. В нем не были прописаны инструкции для такого поворота. Я была обязана появиться дома до того, как мама проснется, а с утра показать, что плохо спала и уговорить ее не отправлять к отцу. Мой потрепанный вид должен был разжалобить ее, а искреннее расстройство – отвести внимание. А я, мало того что напилась и воняла смесью дешевого пива и рвоты, и мне для легенды нужен был минимум душ, так я еще и опоздала. И как теперь объяснить ночную прогулку?
Никита уверенно вел меня по лестнице, ни разу не остановившись и не переведя дух. Я болталась позади, как сдутый шарик на веревочке, но позволяла себя тащить. Потому что из нас двоих в этот миг рационально думать мог только он. Затормозив напротив моей двери (и откуда ему известно, где я живу?), он подтолкнул ватную меня вперед, а сам юркнул за спину. Логично, если бы он мгновенно растворился, бросил меня на растерзание совести, но он так шумно дышал на ухо, словно ждал, когда же я трухану и дам заднюю.
Дрожащей рукой ковыряя ключом, я никак не могла попасть в замочную скважину. Раздосадовано фырча и злясь, что загнала себя в такую ситуацию, я в итоге попала в цель, когда дверь перед нами распахнулась. Всклокоченные волосы, выпученные глаза, полные боли и радости одновременно, и тяжкий вздох послужили мне приветствием. Мама, благоухая лекарствами, заключила меня в объятия и затянула в квартиру, а я машинально вцепилась в Никиту.
– Боже, я так переживала, – из уст матери вырвался то ли писк, то ли стон. – Где ты была?
Я открыла рот и… смогла выдавить из себя только нечленораздельное бульканье. Та, находчивости которой завидуют многие, оказалась не в силах врать и дерзить близкому.
– Простите, это я виноват, – подал голос мой спутник.
Удивленная мама опустила руки и обошла меня сбоку, разглядывая Никиту, словно никогда до этого утра не видела мальчиков. Ну, доля правды в этом была. Я еще ни разу никого не приводила знакомиться.
– Вера, – она протянула ему руку.
Он ответил и на жест, и на реплику:
– Никита.
Дикий танец зрелой и в противовес ей покорной ауры сузил коридор до одного вдоха. Моего вдоха.
– Тапки под стулом, Никита, – наконец мама прервала молчаливый бой и, развернувшись, затягивая пояс на халате, прошла мимо. Спустя минуту щелкнул чайник, и шипящий звук нагреваемой воды заполонил квартиру.
Мы тихо, чтобы не нарушить баланс этого хрупкого мира, скинули ботинки и прошли в кухню. Мама поставила на стол только два стакана и закинула в них по чайному пакетику.
– Иди в душ, – твердым, командным голосом, адресованным явно мне, она указала на дверь.
– А вы… чем заниматься будете? – недоумевая, я уставилась на стол, наполняющийся печеньками и зефиром.
– А мы пока поговорим, правда, Никита?
Если бы я знала его чуть больше, могла бы предположить, что он испугался. Хотя внешне никаких проявлений и не заметила. Все та же расслабленная поза, все тот же усталый взгляд.
– Иди уже, – мама настаивала.
А я все ждала, когда он посмотрит на меня, когда я прочту в его глазах ужас и брошусь на помощь. Он же не должен стоять и оправдываться перед мамой. Он вообще не должен здесь находиться. И это я впутала его в свои разборки.
– Да, Вась, – бросил он через плечо, – иди уже.
Послушно отступая в коридор, я впервые в жизни не знала, что делать. Выполнить просьбу матери, казалось, самым простым и правильным, но оставить невинного человека в непонятный момент расхлебывать мои проблемы? Да я никогда не дам им то, что они просят. Вот бы только услышать, о чем они говорят.
