Кое-как дождавшись десяти, я сослалась на усталость и скрылась в комнате. Для пущей правдоподобности пришлось раздеться, погасить свет и забраться под одеяло. В нашей семье существовало негласное правило, следуя которому мама, перед тем как лечь спать, всегда приходила ко мне в комнату, целовала и подбирала одеяло. И хоть я ворчала, что уже взрослая и в таких мелочах не нуждаюсь, все же каждый вечер ждала ее.
Особенно, зная, что сегодня опять обману.
Но моя уловка всегда удавалась. В такие дни сумбурные вечера мама тоже ложилась раньше. А значит, у меня появлялось время бесконтрольно покинуть дом.
В 23-15 мне пришло сообщение от подруги «Я внизу», сулившее мне начало благодатных неприятностей. Крадучись, ступая по протертому ковру в коридоре, я умело сунула кроссовки подмышку и придержала язычок у замка. Свет на лестничной клетке так никто и не починил, поэтому пришлось на ощупь искать перила, но каково было мое удивление, когда вместо бездушной деревяшки я ухватилась за чью-то теплую ладонь.
– Привет, – похожий на шипение шепот холодком пробежался по спине. – Это я, Никита.
– Знаешь что! Никита, – также тихо я пыталась выразить свое недовольство, но бодрящий кафель так остудил мои ноги, что я за пару мгновений умудрилась продрогнуть целиком – от пят до макушки. – Держи лучше, – и доверившись своему знакомому, я нагнулась завязать шнурки.
Выскочив в темный двор, освещенные единственным фонарем, я огляделась. Марина пряталась в тени деревьев, но не заметить ее было невозможно. Темный неподвижный силуэт отчетливо проглядывался на фоне колыхающихся от ветра деревьев. Махнув рукой, она подозвала нас.
– Как неудобно он оставил машину, – сетовала она. – Погляди, под самым фонарем. Хорошо, что у меня капюшон есть. А у вас?
Мы с Никитой переглянулись. У него был, у меня нет. Тогда парень, недолго думая, скинул куртку и отдал ее мне, оставшись в одной кофте. Натянув капюшоны, мы весело переглянулись и, толкаясь, почти полезли за телефоном, чтобы сделать селфи на память. Но вовремя смекнули, что, выложив фото банды молодых преступников (разве только без шарфов на лице), сами накликаем на себя беду.
– И вот, держите, – Марина протянула нам платки.
В привычный день я бы прыснула со смеху от ее предусмотрительности, но сейчас было совсем не до этого. Руки тряслись, а в горле пересохло. Нет, не от страха, а от предвкушения запретного.
Наконец, когда с формальностями было покончено, и подруга осталась удовлетворенной результатом, она достала из пакета то, ради чего мы здесь собрались. Флакон аэрозольной краски неонового оранжевого цвета. Ух, какой тон! Вырви глаз. Люблю такие. От возбуждения у меня закружилась голова.
– Но у нас он только один. Поэтому предлагаю по очереди.
Мы переглянулись и негласно решили, что первой буду я.
Выйдя на свет, тряся краску, я услышала характерный звук металлического шарика, бьющегося о стенки банки, и довольно хмыкнула. Ну, здравствуй, папа. Я так рада тебя видеть. Жаль времени на встречу не так много. Оббежав машину со всех сторон, я выбрала левую. Во-первых, здесь сидит водитель. А во-вторых, символично, сердце тоже слева.
Я сорвала колпачок с флакона и выжала первую струю. «Г». Крупно, от крыши до самого низа, изумительным оттенком рыжего. «А». Я любила тебя, боготворила и не ожидала предательства. «Н». Знала, что, если будет больно, ты всегда поможешь пережить эту боль. «Д». Верила, что, уйдя однажды, ты скоро поймешь ошибку и вернешься. «О». Попросишь прощения, обнимешь и скажешь, что скучал. «Н». И сделаешь все, чтобы я почувствовала себя любимой, а не забытой и брошенной.
