Нельзя (не) любить - страница 4



— Расскажи о себе. Все-все, — почти прыгаю я, подстраиваясь под его шаг.

— С места и в карьер, — усмехается Ник, заправляя прядь моих волос за ухо. — Спрашивай.

— Сколько тебе лет?

— Сорок.

— Ого. — Почему-то я думала меньше. Он выглядит на тридцать пять, ухоженный, подтянутый. Так странно влюбиться в ровесника собственных родителей. Но разве это важно? Разве вообще есть что-то важнее того, как он держит меня за руку, как смотрит, как целует.

— А где ты родился?

— В Швейцарии. Если хочешь, можем туда съездить, — прижимает он меня к себе ближе, и я закусываю губу. Его руки такие сильные, обминают так крепко, что я вся сжимаюсь от удовольствия. — У меня есть дом с видом на горы. Только представь себе, как мы будем просыпаться с рассветом. Там потрясающий вид. Почти такой же потрясающий, как ты.

— Перестань. — Он снова прижимает меня к себе, как только мы находим среди деревьев место поукромнее. — Ты начинаешь меня смущать.

— Я говорю правду, Настюш. У меня от тебя крышу рвет. И ты так пахнешь. — Он проводит кончиком носа по шее, пока меня бьет мелкая дрожь. — Мне хочется знать о тебе буквально все. Снять с тебя одежду, поцеловать каждый участок твоего совершенного тела.

— Хватит, — задыхаюсь я, пока его губы скользят по плечами, ключицам, пока за спиной такое твердое дерево, а в бедро вжимается что-то столь же твердое.

Нет, я не совсем наивная, я понимаю все. Но не думала, что чувствовать его будет столь волнительно. И точно не думала, что оно будет столь большим.

Он находит мои губы, целует сначала мягко, как в первый раз, но стоит мне простонать ему в рот, как все меняется. Теперь во мне его язык, требовательно заявляющий права, вынуждающий отвечать ему с такой же силой.

— Простите, — отвлекает нас какая-то женщина. И я вижу ее сквозь пелену флера и похоти. — Тут вообще-то гуляют дети, а вы занимаетесь непотребством.

Ник только усмехается и уводит меня обратно на дорожку, пока женщина с детьми продолжает кричать нам вслед.

— Неудобно вышло. Наверное, не стоило мне позволять тебе…

— Это ты на меня накинулась.

— Что? Да я даже не ожидала.

— Вот так и попадают в женские ловушки, — продолжает он усмехаться, и я хочу ударить его в плечо, а он только поднимает меня на руки и кружит. — И вообще, она просто тебе завидовала.

— Потому что я с тобой?

— Кроме того ты молода и красива. На твое место хочет каждая. Особенно когда у нее пара обуз на шее.

— Обуз? Это ты про детей?

— Про них.

— Дети от любимого человека — это прекрасно. У моей матери трое, и она безумно их любит.

— Она их любит, пока их отец любит ее. А потом…

— Что потом? — напрягаюсь. Мне интересно, что он имеет против детей. Лично я уже придумала имена нашим. Мальчик и девочка. Димитрий и Элеонора.

— А потом она начинает вымещать обиду на детях. Слушай. Темы какие-то у нас пошли. Может, нам лучше пообедать.

— Это серьезные темы, и мы к ним вернемся.

— На кого ты учишься?

— На учителя.

— А-а, ну все ясно. Тогда, конечно, вернемся. И ты меня научишь, как правильно думать про цветы этой жизни.

— А ты циничен. — Не обижайся. Не обижайся Настя. Он всего лишь судит со своей колокольни.

— Мне много лет, Малыш. В этом возрасте не циничны только аутисты.

Ладно, в конце концов, и недостатки у него должны быть.

— У меня мама не такая.

— Я рад, что ты тоже сохранишь свою чудесную веру в лучшее, — щелкает он меня по носу и подводит к своей новенькой машине. Открывает дверь. — Ну что? Едем обедать? Отмечать твою сдачу экзаменов, я полагаю. Ведь из-за меня ты осталась без праздника.