Нельзя, но можно - страница 7



Они заходили и говорили: «Мы вас так ждали!» А у нас баннер на дверях висел. Мы очень долго делали ремонт – полгода, наверное. Потом все не могли получить эту чертову мебель из Китая (я расскажу вам, как мы ездили в Китай за столами). Даже когда ремонт уже сделали, мебель не пришла. Полгода у нас висел баннер: «Здесь скоро откроется “АндерСон”». А они нас ждали, и я их за это буду всю жизнь любить, моих с лопатками на Островитянова…

А мы в зале елки нарядили с пряниками съедобными, которых напекли, и с безе. Все происходило ведь перед Новым годом. Дети пряники прямо с елки откусывали. Чумовое открытие было. И все сразу так расположились, словно они наше кафе всю жизнь знали и всегда в него ходили.

Раз, и в мою картинку попали. Это был один из самых счастливых моментов в моей жизни, когда я поняла, что картинка получилась.

У нас в первый день выручка была двадцать семь тысяч рублей. Я себя чувствовала миллионером. Никаких сложностей в тот день не было, только праздник. Никто не понимал, что все только начинается.

Когда Анастасия увидела картинку своего будущего кафе, она увидела коляски, маленькое помещение и чтобы все было плюшевое и уютное, и она увидела людей, которые будто бы все друг друга знают.

– Как будто ты живешь в соседнем доме и спускаешься попить кофе в место, где ты давно уже свой. Когда я езжу в Европу, я завидую простоте и постоянству соседства, тому, что утром можно в тапках спуститься за хлебом или выпить кофе, по дороге здороваясь со всеми. Для меня это квинтэссенция удавшейся жизни.

Мы спрашивали Настю:

– Удавшейся спокойной жизни?

– Спокойная жизнь мне не сильно интересна. Но это такая жизнь, в которой… есть такое слово, которое сейчас почти не используется современной молодежью, – родина. Знаешь, это когда тебе важно то место, где ты живешь, и тебе важно, что ты здесь родился. У меня вот это все из маленького города идет. Мне так кажется. Это трудно забыть, если ты когда-то жил в городе, который был твоим.


Анастасия родилась в Северодвинске. Сейчас все знают, что это центр атомного кораблестроения, город, который строил, отправлял в походы и принимал атомные подводные лодки. Но в свое время Северодвинск был закрытым городом. В журнале «Пионер» от 1973-го была напечатана повесть «Мальчики из Полярнореченска» – малоценная по своему художественному дыханию, но изобилующая захватывающими подробностями. В эти годы уже гремел Крапивин со своим «Мальчиком со шпагой», где подростковое чувство справедливости разбивалось о взрослое равнодушие, но мальчики из Полярнореченска жили в другом мире. В мире безупречных взрослых. Главная коллизия повести была скорее гайдаровской: мальчики знали, в каком потрясающем городе они живут, но никому не должны были о том рассказывать. И когда один из подростков во время поездки в Москву, случайно раззадоренный столичным ровесником-стилягой, воскликнул: «Да наш город самый лучший! Ты даже не знаешь о нем!» – он был жестоко осужден здоровым детским коллективом. А потом мальчики вернулись в прекрасный, ночной, морозный, защищенный со всех сторон город, которого не было ни на одной карте, и возле КПП их встретили отцы, офицеры в заснеженных шинелях.

Это было похоже на вход в Нарнию – шагаешь через дверь КПП, похожую на шкаф, и попадаешь в необыкновенное место, которого нет. И где все знают друг друга.

Но нужно еще добавить, что в Северодвинск со всей страны стекались и научные сотрудники – он был не только военным центром, но и наукоградом. А теперь представьте себе место, в котором остались от шестидесятых годов культ образованности и культ шутки, прибавьте к этому культ защиты, и вы поймете, что Северодвинск даже восьмидесятых и начала девяностых годов вполне может стать местом, в которое отчаянно хочется вернуться.