Дед, выслушав мой подробный рассказ о встрече со степняками и невероятном заявлении Зеки-ага́, вопреки привычке долго размышлять над новой информацией, задал волнующий его вопрос сразу:
– Дальше-то что делать будешь?
В мастерской о том же спросили. Ответ ожидали по-разному. Дуняша, возбуждённая невероятными событиями, свидетельницей которых ей посчастливилось стать, – нетерпеливо, чуть приоткрыв рот. Казалось, вцепится сейчас в руку и начнёт трясти: «Скажи скорее! Мо́чи нет ждать!». А вот Ружена и ветеран одинаково настороженно. «Стрекозка» стала их домом. Соглашусь я стать Хранительницей Степи, уеду в каганат к… хм… к отцу – что станет с ними?
Не стала томить друзей долгим ожиданием ответа.
– Халаты шить буду, – недоумевая от моей приземлённости, озвучила Дуняша ответ с лёгкой обидой в голосе.
Мне тут такое невиданное приключение обещают, а я… Эх, я!
Зато Ружена с Мезиславом облегчённо выдохнули, переглянулись, ободряюще кивнули друг другу. Похоже, тревога сблизила этих совершенно разных людей. Они и так не враждовали, а теперь, наверное, подружатся.
От Осея халатами отмахнуться не могла. Поэтому обняла его, чмокнула в щёку и пообещала:
– Дед, я тебя одного не оставлю. Может быть, Метин-каган и отец мне, пусть так. Но самый родной человек для меня в этом мире – ты.
Пусть со стороны казалось, что ничего не изменилось, но жизнь с ног на голову перевернулась. Ещё и Ружена с сотником взялись обучать меня тюркскому.
– Ну и пусть сказать не можешь, – увещевала упрямая девушка, – но понимание-то тебе не повредит.
Сопротивляться было бесполезно. В повседневном общении со мной они попросту перешли на язык моих этнических предков. Что бы я ни делала, к чему бы ни прикасалась, один из моих учителей стоял за спиной и зудел назойливой мухой, называя на тюркском вещи, цвета, существительные, прилагательные, глаголы и числительные.
Должна была признать, что метод их оказался действенным. Тут, наверное, ещё и память тела свою роль сыграла, но через неделю я легко понимала простые предложения, с которыми ко мне обращались наставники.
Конечно же, все мастерицы, не занятые на заказах, шили халаты. От яркости ткани пестрело в глазах, от разнообразия моделей голова шла кругом. Простёжку делали прямой, диагональной, фигурной, комбинированной. Отделку из контрастных оборок, кружев, меха и вышивки. Фасоны предлагали свободные, приталенные, в пол и до середины бедра. Ни одного повторения, каждое изделие уникально.
Халаты мы шили трёхслойными. Но в отличие от подлинной одежды степняков, слой шерсти между нарядным верхним из шёлка или атласа и нижним из самого нежного льна, был очень тонким, почти невесомым. До меня в этом мире и в это время таких вещей не было.
Мастерицы, несмотря на трудоёмкость изготовления, любовались каждой законченной вещью и попросили разрешения сшить нечто похожее для своих близких. Позволила, конечно, но с условием, чтобы их изделия увидели свет не раньше, чем мы начнём продавать халаты в «Стрекозке».
Если бы не дед, заходивший за мной в конце дня, я бы работала круглые сутки. Всё, что угодно, лишь бы не думать о том, как найти выход в ситуации, в которой выхода нет.
Понимая, что от участи Хранительницы Степи не отвертеться, оставить деда одного в пустом доме тоже не могу. Тащить старика с собой, лишив привычного комфорта – бесчеловечно. Может быть, он, гонимый любопытством исследователя, и поедет, но вряд ли выдержит дальнюю дорогу и неустроенность кочевой жизни.
