Особенно важным сейчас является вопрос о нравственном воспитании молодежи. Ни одна эпоха не находилась в более трудном положении в этом отношении, чем наша. Нравственное воспитание легко в обществе, где все его члены единодушны в своем взгляде на мир и жизнь. Тогда молодые люди принимают нравственные заповеди с обоснованием, которое дается этим взглядом и которое не поколебать в дальнейшей жизни противоречиями со стороны окружения. В нашем обществе все иначе. Оно очень дисгармонично с точки зрения мировоззрения. Старые конфессии, отголоски «естественной религии» (вера в Бога, бессмертие и воздаяние в загробном мире), научный материализм, так называемый «исторический» материализм, о котором говорилось выше, теория развития, вытекающая из биологии, – все эти взгляды поднимают свой голос, увлекая молодежь то туда, то сюда. Официальная школа, однако, по-прежнему, как и в XVI веке, основывает правила жизни на догматах своей конфессии. Они имеют жизнь и действуют только в тех частях Германии, где сохранилось сельскохозяйственное производство, а значит, и старый порядок жизни, религиозность и обычаи. В промышленных же регионах, где вместе с новыми методами труда и новым образом жизни возникли новые идеи, догматизм, принесенный из школы, вскоре выкорчевывается критическими голосами окружающей среды, и насаждается новая, часто очень неясная вера в земные цели, а то и вовсе отсутствует, так что молодые люди лишены яркого и руководящего нравственного идеала, особенно в опасное время юношеской самонадеянности.
Вот почему я считаю необходимым, чтобы нравственное воспитание было поставлено на иной фундамент. Как бы ни расходились теоретические взгляды, ни одна партия не смеет отвергать определенные человеческие добродетели. Если одна партия не может этого сделать, она обвиняет других, которые вынудили ее это сделать, но не смеет кичиться своей виной. Таким образом, можно создать этическую систему, в которой не нужно бояться, что философия в самопрезентации. 1. 2 в будущем будет вырвана из души ребенка. Но любая этика должна опираться на мировоззрение, которое оправдывает ее предписания. Религиозное не может сделать этого сейчас, поскольку оно не имеет власти над всеми; остается научное, философское.
Кто-то сразу же возразит: Не существует универсально обязательной этической системы, их столько же, сколько философских систем. У каждого философа своя этика. Кому же должен следовать учитель нравственности? Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что разнообразие не так велико и даже есть определенное согласие. Прежде всего, это касается целей морали. Классическими системами этики являются Стоа, Спиноза и Кант. Все три имеют одну и ту же высшую цель: сильная воля и социальная воля. Поэтому учитель этики сможет преподавать эти две цели без противоречий. Оправдания, ответы на вопрос: почему я должен стремиться к этическим целям, следовать этическим заповедям? Но разнообразие ответов на этот вопрос – не недостаток для педагогики, а скорее преимущество. Философу для единства его системы необходимо единство этического мотива, а педагог может утверждать разные мотивы в надежде, что если не один, то другой сработает. Он может со всей строгостью повторить кантовскую доктрину о том, что добро следует делать только ради закона, но не должен, подобно Канту, исключать стремление к счастью. Ведь вполне возможно, что исполнение долга – это одновременно и наше счастье, которое Шиллер представляет как идеал. Кроме того, педагог может указать на то, что нравственность соответствует закону развития, то есть подчиняется воле природы или – как еще можно сказать – воле Бога, но что безнравственность противоречит и тому, и другому и поэтому обязательно должна вести к наказанию, к несчастью. Педагог должен избегать только одного – объединять противоречащие друг другу причины. Если он считает нравственной сильную волю к жизни (animo-eitas), которую требует Спиноза, то он не должен в то же время проповедовать шопенгауэровское отрицание воли, которое едва ли какой педагог принесет в школу. И если религиозное воспитание учит вместе с Павлом неизлечимой слабости человеческой воли, следствию первородного греха, а учитель нравственности требует сильной воли, это было бы противоречием, которого руководство школы должно по возможности избегать. Если догмат о первородном грехе необходим, то религиозный учитель должен по крайней мере указывать на сильную веру, которой должен обладать христианин, что в конечном итоге также является характеристикой воли.
