В тот вечер ничто не предвещало беды. Я читал в своей комнате молодёжный журнал на немецком. Мамаша готовила ужин. Отец должен был с минуты на минуту явиться со службы. И он явился…
– Котик, беда! – голос отца дрожит, в нём слышатся панические нотки.
Да что там опять стряслось у этого ненормального?! Вот уж точно – человек-катастрофа – вывезли его в Германию, на работу устроили, работай – радуйся, так нет… Что там ещё?
В сердцах я швырнул в угол журнал и бросился в прихожую.
И что я увидел? Да, картина безрадостная… Отец стоит, прислонившись к дверному косяку, вода струями стекает по его одежде. Видно, на улице дождь, а он, в состоянии крайнего расстройства, даже зонт не раскрыл. Он что-то рассказывает матери, а она слушает его, приложил ладони к раскрытому рту…
– Папа, мама, ну, что там ещё стряслось?
– Беда, сын, – отец скорбно качает головой, как бы уже примирившись со всеми ударами судьбы.
– Да что случилось-то?
– Марк, пусть папа разденется. Он промок и может простудиться. Вот за ужином он всё нам и расскажет.
Родители удалились в свою спальню, откуда до меня сразу донеслись их приглушённые голоса, а я побрёл в столовую и, плюхнувшись за обеденный стол, стал ждать явления отца народу.
Вот и он, в домашних брюках и уютной фланелевой рубашке, садится рядом. Мать наливает ему суп. Он рассеянно крошит в тарелку сухари.
– Папа, что случилось? – зловеще шиплю я, потому что уже убить его готов за эти тягучие минуты ожидания.
– Отто Беккер… – бормочет отец.
– Ну, что Отто Беккер?
– Ох, сынок, беда…
– Да что за беда? – я с силой бросаю ложку на стол.
– Марк, успокойся, папа сейчас всё расскажет, – мать старается казаться спокойной, но я-то вижу, что внутри неё всё закипает. Ей-то он уже всё рассказал.
– Отто Беккер, ну, тот, который меня пригласил сюда…
– Папа, я знаю, кто такой Отто Беккер, так что случилось-то?!
– Отто Беккер обвинён в шпионаже!
– Что?!
Что значит знаменитая немая сцена в «Ревизоре» по сравнению с нашей… кстати, так я и не дочитал «Ревизора» до конца. Помню только, что там была знаменитая немая сцена, когда все… ну, в общем, охренели. Так вот, они не охренели так, как я. Отто Беккер, который пригласил отца в Германию, протежировал его, пробил с ним контракт, – обвинён в шпионаже! Это значит, на продлении контракта можно поставить крест, – соображал я. Да что там – на продлении? Если обвинение такое серьёзное, это значит…
– На кого же он шпионил?
– На ГДР.
– Это что, уже точно?
– Ну, в общем, к сожалению, да…
«В общем, к сожалению»… вот мямля-то!
– Это значит, мы можем возвращаться в Россию хоть завтра?!
– К сожалению, да, сынок… – я готов был убить его. – Это не вчера стало известно… Он как-то резко исчез. На мои вопросы о нём мне никто не отвечал, но при этом все как-то странно на меня смотрели…
– Да уж, если даже ты заметил, значит, действительно странно!
– Как бы на меня это подозрение не распространилось – я ведь его человек. Я уж и сам заметил, что сотрудники стали меня избегать. Несколько совещаний прошло без моего участия. Мне показалось, что до меня перестали доносить всю информацию и что-то скрывают… или не договаривают…
– Да уж понятное дело! – я был вне себя. – Получается, тебе не только контракт не продлят, о чём мы так мечтали все вместе, тебя уже завтра могут попросить на выход!
– Ну да, это так… Не повезло. Что ж, и такое бывает… Марк, ты на меня так смотришь, как на врага, – улыбнулся отец, – как будто это я виноват.
