Немецкий брульон - страница 28
– Зачем вот нам… такие пассажи?
– Так–то оно так. Но не знаю, не знаю… – сказала переводчица, – у самих–то где голова?
Вопрос поставлен конкретно. На конкретный вопрос есть конкретный ответ: у большинства самих голова на месте. Виновна самая главная голова. Это замороченная черепушка Ксан Иваныча.
Замороченность его не снимается ни стиморолом, ни антипсихозной конфеткой, засовываемой по утрам в ротовую полость.
Он живёт под страхом гипотетических дорожно–процессуальных неожиданностей, которые, по его мнению, и согласно закону гнусности, должны периодически всплывать самым неминучим образом.
Жуть и ожидание беды раскорякой стоят поперёк генеральского мозга.
«Прилипший к зубу леденец не к добру», – старший Клинов любит подобные глупости. Он – этакий помпончик на шапочке, кружавчик на гульфике, корнишончик с подоконничка, этакий прелестник с тонкой и вспыльчивой архитектоникой. Соответствует професии. Не любит всякую власть. Каждый госслужащий для него мерзавец и потенциальный взяточник. Каждый милиционер – или карьерист, или тупой как пробка, или ни за что в морду норовит.
Перед каждым госшлагбаумом Клинов глотает таблетку – дополнительно к утрешней.
Бим с Егорычем против душевного Ксан Иваныча – черти полосатые, болванчики стоеросовые, поднятые Советами и опущенные Капиталом. Бороться за место под солнцем в новых условиях им в лом.
Крокадайл
«…Сквозную персону, ежели она застревает в исторической литературе, экскаватором не выскребешь: это не храм вам».
Г.Ф. Лавкрафт
В пятой редакции…
Мы точно не знаем, но, скорей всего, во время беготни Егорыча с Малёхой между границами… ну, по поводу выручки паспорта Ксан Иваныча из рук таможни… Ну, вы помните…
Короче говоря, примерно в NN часов NN минут по Гринвичу из багажника Reno Koleos выпало на свет божий зелёное туловище (How does the clock wind up inside the crocodile?38) – в непромокаемой мантии с пупырышками. Ростку человеческого.
Оно имело три головы хомосапиесной породы… В капюшонах. А руки что твои грабли. Пальцы – сосисками, в перстнях. Два хома чихали, а сапиенс, что посерёдке, тёр глаза. Те, что чихали, матюкались. Притом с такой силой русской сапожной выдумки и актёрского мастерства, что свидетели смекнули: «Пранк! Лексус с Вованом! Разводят на бабло».
Так утверждала та часть свидетелей, из тех, что столпились на мосту с буквами D39 и RU на номерах. 002 D возвращались в пенаты. RU рвали когти из RU. Через Буг, само собой.
Но вот очная ставка, и:
Что вьи врьёте, – сказал усатый свидетель из Ladы Xray под номером 026 CD40, что шла за Reno. Говорил он на чистом хуту41, – это бьил дьимок. Зильоный. Я, было, подумаль: «в багьяжнике пуук дамалискус лунатус42», упьякован пльохо. Excellent remedy, by the way, for gout, swine flu43. Э–э… поньюхаль и… бъуд здорофф, Васьа….
Короче можете?
Можем: какой пожар, какие крокодайлы… вы чьо, господуа! На грануице? Там же мьиш не проскочит, мьуха не прольетит, знайем мы этьих друзьей мистера Медведьефа унд мистера Пъутина.
***
Но, вот что записал Ху Вань Цюй44 со слов первого немецкого свидетеля A.S/G, который за рулём, и, понятно дело, grass uplifting не курил:
«Одна его голова – от какого–то малорусского писателя. Вроде бы.
Фамилию свидетель не помнит.
Если сравнивать со звёздами, из Америки, например, то слегка напоминает Джонни Деппа. Ну, если, конечно, волосы подчернить, намазать салом и спустить на плечи. Под капюшоном–то особо не разглядишь».