Все чокнулись, влили водку в горло, вдохнули через нос и закусили.
– Селедочка, – сказал Павел, прежде чем отправить кусок соленой рыбы в рот.
– Ну и гад же ты! – радостно хлопнул по столу Алексей. – Ни предупредив, ни позвонив. Я тыщу лет тебя не видел. Хоть повкуснее чего приготовили бы, встретили бы тебя. Ты, вообще, откуда и куда?
Павел стал рассказывать, где был и что делал последние восемь лет, которые его привели в гости к Сафроновым. Вкратце Алексей историю его знал по редким телефонным разговорам, но слушал внимательно, облокотившись на стол. С не меньшим интересом слушали и остальные члены семьи. Даже Андрюша с пластиковым оружием в руках смирно сидел у отца на колене и не спешил пойти пострелять из новой игрушки. История за историей, мужчины выпили еще по одной, женщине же оставалось лишь жадно и с сожалением глядеть на свою пустую рюмку, лелея надежду, что муж разрешит выпить еще одну на ночь. Нет, не даст, думала она, – испугается, что не усну.
Не сильным будет преувеличением сказать, что Павел объехал всю страну. Алексей всегда дивился другу, как тому это удается, и всегда приходил к мнению, что человеку, которому не сидится на месте, дорога все равно что дом родной – всегда рада и открыта. И даже на северном полюсе Пашка побывал. И от Владивостока к Японии на корабле плавал.
– Эти японцы, – все время повторял он, – эти японцы. Инопланетяне. Интереснее народа я в жизни не встречал. Даже китайцы и то понятнее, чес-слово. Япоши всех иностранцев гайдзинами называют. Белых людей шугаются. Но это в селах конечно, в городах люди привыкшие.
Ближе к ночи, они с другом начали вспоминать былые времена. Холодный Норильск. Алексей тогда приехал на заработки. На четыре месяца. Смены по двенадцать часов, шесть дней в неделю, зато платили как за целый год. Нужно было только выгружать продукты, которые для города завозили. Чего там только не было. В минералах и витаминах недостатка друзья не испытывали: замороженные мясо и фрукты привозили на любой вкус.
– А я тебя один раз все же видел, Татьяна, – сказал Павел, глядя на нее слегка окосевшими, блестевшими глазами. – За прилавком. Лешка мне тебя показывал. Ох, и влюблен же он тогда в тебя был. Спать не мог. Двенадцать часов отпахали без перерыва, всем бы только до коек дотащиться, а он шагами комнату мерит, на мороз выходит, все о Таньке, блин, думает. Описывал тебя как эскимосскую принцессу, вот тогда он мне тебя и показал. Сказал мне тогда, что либо с тобой останется, либо в Москву увезет. И увез-таки, с чем я его и поздравляю.
– Ладно, – сказал Алексей, спуская с ноги сынишку, – иди Андрюш с мамой в комнату, мужчинам поговорить надо.
Жена на него испытующе посмотрела. Он на нее – сердито, и она повиновалась.
– Дай, что ли хоть посуду помою, – попыталась она.
– Я сейчас тебе шею намою. Иди в комнату говорят. – Алексей был подвыпивший, и голос прозвучал громче, чем он того хотел, но это его, кажется, нисколько не расстроило. – И дверь закрой, – крикнул он ей вслед.
– Мда-а, строг ты со своей половинкой, – сказал Павел, когда женщина и ребенок скрылись в комнате.
– По-другому никак.
Пашка расхохотался.
– Я вспомнил: ты же стихи писал.
Алексей улыбнулся.
– Тоже мне вспомнил. Скажешь уж стихи, так – писульки, да каляки-маляки с высокопарными словами. В лучшем случае стишками назвать можно. Завязал я с этим давно, как женился. Вдохновение пропало. Так, редко ночью слова приходят, – сказал он и тяжко посмотрел в коридор.
