Уфимцев помолчал без видимых эмоций на лице, затем сказал неожидаемое и утвердительное:
– А «привычная для них территория» – это ведь не только Чечня?
«Меченый» кивнул.
– И не только Россия. Пора тебе, Слава, в нашу Академию поступать.
Прапорщик глянул на него коротко и цепко, как еще ни разу не смотрел, снова стал пристально наблюдать за «Седым» по ту сторону трассы.
– Я подумаю, товарищ подполковник.
– У него сын-срочник пропал без вести в начале 95-го, – сказал «Меченый». – В феврале-марте, где-то под Бамутом. И племянник его жены, тоже срочник, погиб здесь тогда же.
– А он сейчас возит им «гуманитарку», – замедленно, с удивлением и задумчивостью сказал кандидат в слушатели Академии ФСБ.
– Возит, – кивнул «Меченый». – И не только сейчас, а с начала марта прошлого года, хотя был тогда – да и нынче формально остается – руководителем общественной организации в Ставрополе.
– Мог бы приказать кому-то, если был начальником.
– Мог. А ездит сам. Чтоб не подвергать риску других сотрудников. И не пользуется ни бронежилетом от шальных пуль, ни какой-либо вооруженной охраной. И – по имеющимся сведениям – только в результате самого первого его приезда в Урус-Мартан в начале марта прошлого года с десятью тоннами муки для беженцев из разгромленного Шамановым села Комсомольское и часовой его беседы за чашкой чая с семью мужчинами из числа потерпевших около четырехсот человек не ушли в банду. И потенциальный командир у них уже был среди этих семерых – вроде бы бывший полковник Советской Армии, который сам чудом уцелел при обстреле села всеми видами имевшихся вооружений, а вся его многочисленная родня погибла.
Уфимцев цокнул языком:
– Сколько бы наших пацанов эти четыреста озлобленных мужиков могли бы положить…
– Вот именно. А у него подобных встреч и бесед за год с небольшим – и не сосчитать. И в Ингушетии, и в Дагестане среди беженцев, и – в основном – в самой Чечне. От Знаменского и Гудермеса на севере до Итум-Кале на юге, от Кенхи Шаройского района на востоке, откуда брат Шамиля Басаева Ширвани входил в Цумадинский район Дагестана, до Ачхой-Мартана на западе.
– Своего сына уберечь не смог, так теперь других таким вот образом спасает… – замедленно молвил прапорщик. – А ведь сам погибнуть может быстрее, чем, как говорится, перекреститься… И даже, скорее всего, знать не будет, от чьей руки. Среди наших бойцов отморозков ведь тоже не так уж мало…
«Меченый» покивал головой:
– Именно так, Слава, именно так. У каждого из нас свой камень, который катим в гору подобно Сизифу. Он себе выбрал вот такой.
Прапорщик помолчал, затем выдал:
– Был бы к нашей Службе хотя бы пристегнут – вообще цены б ему не было…
«Меченый» усмехнулся.
– Пытались уже пристегнуть, и неоднократно. Майора Сапунова помнишь?
– Который в части возле аэропорта обитал и по северу работал? Помню, конечно. Пересекались – правда, не так часто, как хотелось бы. Он ведь тоже ставропольский.
– Так он его зять.
– Кто? Чей?
– Майор Сапунов – зять этому «Седому»…
Уфимцев изумленно присвистнул.
– …и летом прошлого года за рюмашкой-другой у него дома попросил его по-родственному назвать тех чеченцев, с которыми ему приходится работать.
– Кино и немцы, – хмыкнул прапорщик. – И что «Седой»?
– Показал зятю жест «болт на тридцать два». И сказал: «Я своих друзей, Серега, не сдаю. Ищи себе агентуру сам».
Уфимцев покрутил головой, помолчал, затем спросил:
