«Эх, судьба-злодейка, зовет петля хлопца! Знатно погуляли! И ваших грабили, и других грабили – нам без разницы, век короткий-яркий! Напоследок с петлей спляшу. А ты, легаш, мне на гуслях сыграешь?»
«Конюх отпер. Они там отсидеться думали, за стенами. Летать-то мы не обучены, вот и спроворили конюха».
«Я грохот услышала, подскочила, чую – горим. И хохотал кто-то, жутко так, будто призрак… Как была в рубахе, так прочь и кинулась. Хватали меня, да повезло – вырвалась. Господская часть вовсю полыхала. В себя пришла в канаве, за полем. У тетки в погребе сховалась, нашли бы – добили, они ж бешеные…»
На счастье Виктора, имперские следователи не стали выяснять во всех подробностях, как убивали жителей замка Берген. Для обвинения это было неважно – пришел в замок? Виновен. А топором орудовал или просто грабил, это ты исповеднику рассказывай, у нас времени нет.
Виктору хватило поименного списка грабителей. Многих он знал.
И на войне, и после, в страже, Виктор чего только не навидался, но это был уже перебор. Одно дело – чужие люди, совсем другое – те, с кем ты вырос. Представить, что улыбчивый парень, его ровесник, сдувавший пылинки с коней, отдал на растерзание… За серебряный сервиз и мешок овса?!
Староста ближайшей деревни с сыновьями, одноглазый кузнец, бондарь, охотники…
Имена и лица. Лица и имена. Память выворачивалась живьем содранной шкурой.
Ты запрещал себе думать о том, кто и как превратил твой дом в дымящиеся развалины. Ты винил войну, Императора, себя, судьбу… Смотри! Вот они! Лица, имена… и веревки для виселицы, оплаченные казной.
Распахнувшаяся дверь глухо стукнула о стену. Виктор с трудом поднял голову. Шея скрипела, как сочленения проржавевшего доспеха.
Оказывается, за окном уже догорает теплый закат, по карнизу вовсю стучит капель, а на фигуре птицы с соседнего балкона, в которую он утром кидался снежками, сидит живая пичуга и орет во всю глотку.
– Что читаешь? – спросил полковник Силин.
Виктор молча пододвинул к нему пачку бумаг.
Горностай пробежал глазами несколько листов. Пристально посмотрел на Виктора, собрал документы в стопку, сложил сверху разорванный конверт и буднично велел:
– Пойдем. Только куртку сними, сваришься.
Виктор встал. Шевелиться было непросто, но больше ничего не оставалось. Невысокий быстрый шеф сейчас был единственной привязкой к реальности, шансом не рухнуть в пылающий ад памяти.
В кабинете начальника Виктор остановился у стола и отрешенно смотрел, как Горностай разливает по пузатым рюмкам что-то мутное.
– Полянский самогон, – пояснил шеф. – Давай, за помин души.
Обжигающая жидкость с запахом лесных трав пролилась в горло легко как вода. Горностай тут же налил еще и кивнул Виктору – давай, глотай.
Виктор подчинился.
Вторую порцию он уже почти почувствовал. По крайней мере, комок в горле растворился, и Виктор смог сказать то, что крутилось в голове.
– Я был там за две недели до начала следствия. Видел свежую могилу. Я…
Впервые в жизни у Виктора сорвался голос. Встать с лежака в монастыре было легче. Ковылять по галерее мимо келий, от лестницы до узкого окна бойницы и обратно, пока ноги не стали держать – проще. Умирать под Орловом – да хоть сейчас!
– Я их бросил, – все-таки сумел выговорить он. – Я должен был остаться. Защитить не смог, так хоть не позволить казне платить за веревки.
– Тебя закопали бы под ближайшим кустом, – сообщил Виктору Горностай. – Эти, – Горностай кивнул на материалы дела, – приласкали бы тебя поленом по темечку, как только узнали. Если бы каким-то чудом ты сумел дожить до приезда людей Императора, тебя загребли бы уже они.
