Тело приятно ломит от ходьбы. Покупаем курагу к чаю. Из груды коробок и пакетов выскакивает низкорослый продавец, стуча в барабан.
– Вы пачем курагу брали? Он вас обманул, обвесил, я видэл. Вот у нас, если обвешивают, сразу на месте руку отрубают! Никаких судей, люди сами решают! Поэтому у нас все честные…
Мы ускорили шаг.
Торговцы потихоньку сворачивают лавочки, снимают с витрин кроссовки, грузят в тележки. Полупрозрачные узорчатые платки развеваются как нелепые фантазии. Торговцы ловят их.
Карликовый барабанщик продолжает идти за нами.
– Купи барабан! Очэнь дешево!
Мы стремительно убегаем под его барабанное соло.
Алекс самозабвенно погружалась в Машкины домашние задания на английском. С горем пополам разбирала немецкую грамматику. Наблюдая за их занятиями, я видела, что она могла бы быть очень хорошей матерью. Однако, к моей великой растерянности, русский язык у Машки ухудшился. Она совершенно игнорировала таблицу падежных окончаний, которую я примагнитила к холодильнику. И писала на удивление странно: «цастье», «чиримония», «ендюк», «спинждак», «илюминатрий».
Меня вызвали к директору школы. Алекс, увлеченная педагогикой, заявила, что пойдет со мной. Мои сомнения только усилили ее настойчивость:
– Мы объясним, что девочка недавно переехала, что у нее может быть много новых впечатлений на новом месте, но мы занимаемся, и скоро все войдет в норму.
Вероятно, Алекс представляла себе, что директор школы – благообразный мужчина, как любят показывать в американских фильмах. Я не стала ее разочаровывать, предупредив только, что разговор с директором будет непредсказуемым.
Директором Машиной гимназии работала жена известного переводчика мертвых языков. Она была дамой верующей, с седыми волосами, сцепленными в пучок на затылке. Увидев нас в своем кабинете, эта грузная добропорядочная женщина вскипела:
– В моем кабинете ведущих телешоу быть не должно, если они не являются матерью! Здесь не балаган! И не проходной двор!
Пришлось Алекс подождать за дверью, пока я объясняла, что мы занимаемся и все «скоро войдет в норму».
– Это кто? Почему она живет с вами? Это же ни в какие ворота! У девочки должен быть отец! – внезапно заявила седовласая.
– Да, но отец в нашей жизни последнее время отсутствует…
– Я требую, чтобы пришел отец! С вами нам говорить не о чем.
С этими словами она выпроводила меня из кабинета.
Я вышла в коридор, где меня дожидалась Алекс, которая все слышала. Мы молча переглянулись и пошли домой.
– Нет, ну ты видела! У нее же усы! – повторяла моя подруга.
Педагогическое настроение было испорчено.
– Сесил прилетает на Кристмас, – задумчиво произнесла Алекс.
– Вот как…
– Понимаешь, я бросила его… А он ведь так много для меня сделал…
– Когда ты говоришь о Сесиле, в твоем голосе появляются трагичные нотки. Даже мне передается чувство вины, что Сесил так одинок.
– Даже не знаю, какие бы достопримечательности ему показать.
– Ты серьезно?
– Я просто не могу сказать ему: «Поживи-ка в гостинице». Понимаешь?
– Не можешь?
– Тебе надо на время переехать к родителям. Я оплачу твою половину квартирной платы за эту неделю.
Когда мы вернулись к родителям, обнаружилось, что мама превратила нашу комнату в овощехранилище: в коробках на диване хранилась картошка, на полу на газетах лежала антоновка, на столе рядами были расставлены банки с вареньем и огурцами. На спинках стульев висели постиранные вещи.
