Два кубика льда, приличная порция виски. Придется ночевать здесь, за руль уже не сядешь. Завтра встреча по бизнесу с утра, надо хоть немного поспать. Вот только смогу ли, зная, что она спит в своей комнате? Что мы одни в доме?
— Можно мне тоже? — дрожащий голос заставляет повернуть голову.
Стоит в дверном проеме. Босиком. Все в том же платье. Невинном и развратном одновременно. У нее охуенно длинные ноги, которые в любом наряде будут сводить с ума. Кошачья грация. Мягкая походка.
Девочка-мечта. Вся такая гибкая, тонкая.
— С тебя достаточно на сегодня алкоголя.
— Тебе жалко? — голос звучит обиженно.
Испытывает мое терпение. Смотрю на нее мрачно, затем берут стакан, кидаю лед. Наливаю совсем немного, пару глотков. Толкаю стакан к краю стола.
Не хочу, чтобы приближалась. Чувствовать ее запах — пытка.
Подходит робко, берет стакан. Переминается с ноги на ногу.
— Я подумала… Что должна сказать тебе спасибо, что подвез меня. Хотя догадываюсь, что ты не просто так это сделал.
— Не просто так? Ты о чем?
— Будешь шантажировать меня?
Ну конечно, какого еще она может обо мне быть мнения?
— Обязательно.
Замирает, делает глоток, закашливается.
Отдышавшись, садится в кресло, напротив. Нас разделяет стеклянный низкий столик. Ульяна возвращает на него стакан. Обхватывает себя руками.
— На секунду мне показалось, что ты можешь не быть сволочью, — произносит шепотом. — Хотя-бы иногда.
— Ты ошиблась.
— Слушай, я понимаю, за что ты ненавидишь нас с мамой. Я тоже не хотела, чтобы мама была с твоим отцом. Честное слово. Мне не нужна вся эта роскошь, — обводит рукой комнату. Я здесь только потому что мама настояла.
— Тебе не надо оправдываться.
— Конечно. Тебе ведь не интересно. Гораздо проще иметь врага. На которого можно сорваться…
— Чего ты хочешь, Ульяна? Мира? Дружбы? — спрашиваю хрипло.
— Было бы неплохо жить без ненависти и страха, — произносит робко.
— Значит, у нас ночь откровений? — спрашиваю язвительно. — Тогда поделись, что там с Димой случилось? Тебя бросили? Поэтому ты спустилась сюда? Ищешь утешения?
Вскидывает глаза, смотрит с яростью. Открывает и закрывает рот. Затем подносит к губам бокал, выпивает залпом оставшийся виски. Там всего глоток, но видно, как ее пробирает до костей. Трясется, снова кашляет.
Ставит стакан, бросается к двери.
Понимаю, что сделал все, чтобы хрупкая нить доверия снова порвалась в клочья. Оттолкнул, потому что иначе хуже будет.
Потому что иначе я трахну свою сводную сестру.
Теперь уже свободную девушку.
Я все правильно сделал, оттолкнул жестко, обидел, чтобы не питала иллюзий что между нами может быть доброта. Или понимание. Только все мои правильные намерения летят в ад, потому что, не контролируя себя вскакиваю с дивана, догоняю беглянку.
Настигаю возле лестницы, дергаю на себя.
Ульяна теряет равновесие, вскрикивает, но я успеваю закрыть ее рот ладонью. Стаскиваю со ступеней, дергаю к себе, в темноту холла. Прижимаю к стене под лестницей.
— Ты больной урод! Совершенно безбашенный! Отпусти меня немедленно, — вырывается, дерется, шипит как дикая кошка. Только сильнее возбуждая этим. Ведь чем больше трепыхается, тем больше могу ее лапать. Трогать, тискать. Я и правда становлюсь рядом с ней одержимым.
— Ты сама ко мне спустилась, — произношу язвительно. — Значит, хотела.
— Хотела сказать спасибо! И теперь скажу! Только за другое уже! Ты более чем доходчиво объяснил, что надо держаться от тебя как можно дальше! — выкрикивает яростно. Отталкивает меня, пытается лицо расцарапать. Приходится уворачиваться.
