Неназываемый - страница 16

– Если бы ты тогда остался дома, – пробурчала она, выставив вперед клыки, пока он не видел. Ее коренные клыки начали расти в прошлом году. Они почти достигли нужной длины, но иногда десны болели, особенно во время уроков Парцы. Служанка из винной лавки постучала в дверь – пришло письмо, и Парца недовольно поморщился, но Ксорве не обратила на это внимания.

Послание было на редкость увесистым – тяжелый сверток, обернутый вощеной бумагой, перевязанный несколько раз шнуром и запечатанный куском сургуча без клейма. Сверху аккуратным почерком было выведено имя: «Белтандрос Сетенай».

Ксорве не спеша расплатилась и поблагодарила служанку. До конца занятия с Парцей оставалась четверть часа, и она не собиралась упускать ни одной минуты передышки.

– Хватит тянуть, – крикнул Парца из гостиной. – Я не уйду, пока ты не скажешь это без ошибок. Мне некуда спешить.

– Ясно теперь, почему тебя выгнали из Карсажа, – пробормотала Ксорве себе под нос и вернулась в комнату с посылкой в руках.

– Я должна это прочесть, – сказала она. – Это может быть что-то важное.

Отчасти это было правдой. Она часто помогала Сетенаю с перепиской. Для нее это было хорошей возможностью поупражняться в языках. Если это письмо зашифровано, она не сможет его прочесть, но пока распакует и изучит содержимое в комнате Сетеная, сократит время занятия с Парцей еще секунд на тридцать.

Парца вздохнул и принялся перебирать свои бумаги – вмешиваться в дела Сетеная он не собирался. Ксорве села за стол и принялась обрезать бечевку.

Перерезав последний узел, она вдруг осознала, что упустила нечто важное. Письма для Сетеная всегда присылались на имя Пелтари. Его настоящего имени никто не знал.

– Черт, – сказала она.

– Ну и выражения, – заметил Парца, прищелкнув языком. – Но иного и не следовало ожидать, раз доктор Пелтари позволяет тебе якшаться с уличным отребьем…

Ксорве не слушала его. Пульс участился, в груди начал разрастаться ужас. Она судорожно оттолкнула сверток – сургучная печать начала разваливаться на куски и превращаться в пыль.

За печатью на бумаге обнаружился бурый символ из завитков и спиралей. Ксорве почувствовала себя так, будто откусила кусочек персика и обнаружила внутри клубок червей.

– Что ты… – сзади подошел Парца. – Колдовство, – произнес он тихим, но суровым тоном, какого от него никогда не слышала Ксорве. – Клянусь Матерью всех городов, это нечестивый дом…

– Это прислали почтой, Парца, – сказала Ксорве. Она отодвинула стул и встала, не отрывая взгляда от свертка. Задержала дыхание, как учили, изо всех сил пытаясь подавить подступающую панику. Что, если сверток взорвется? Она почти ничего не знала о магии – что ей делать?

Парца, продвигаясь к двери мимо дивана, молился на карсажийском. Ксорве было не до него.

Письмо начало распечатываться само по себе. Листки бумаги разворачивались с сухим жестким шелестом, подобным шороху чешуи на песке. Резко запахло раскаленным металлом, опаленными волосами – и чем-то еще, с чем Ксорве давно не сталкивалась. Аромат благовоний, намек на лотос.

– Во имя богов, – выдохнул Парца. Прижавшись к входной двери, он сражался с засовом. – Беги же, дуреха, нельзя на это смотреть.

Ксорве вовсе не хотела видеть содержимое свертка. Но как она будет смотреть в глаза Сетенаю, если вдруг их дом сгорит, взорвется, или случится что-то еще?