Саня: Представляешь, выходят на сцену десять наших чувих, тётки там колхозные и Стёпа. Гипнотизёр им говорит: «Сцепите руки на затылке, закройте глаза. Когда я досчитаю до десяти, руки вы разжать не сможете». Досчитал. Тётки руки опустили, плюнули и со сцены ушли. Один Степан стоит, дёргается, тут он его в оборот и взял: подошёл, ладонью в лоб легонько толкнул. «Вы, – говорит, – теперь у нас Наполеон!»
Шура: Стёпа руками махал, маршировал, по-французски что-то кричал. Мы там на пол все сползли от хохота…
Входят Таня и Наташа.
Таня: К вам можно, мальчики? Ржёте, как кони, на другом конце деревни слышно.
Сашка: Чего, скучно на танцах?
Наташа: Скучно. Девчонки сами с собой танцуют, ваши грузчики портвейн пьют в палисаднике. Ты бы, Саня, им внушение сделал какое.
Саня: Не маленькие. Работать не смогут, тогда получат… Погодите, мы сейчас Степана допытаем, чего он там ощущал, когда Наполеоном был. А, Стёпа?
Степан: Да так, видения всякие. Пушки чё-то там стреляли, солдаты бегали, карта какая-то на барабане лежала. Я плохо помню… Может, к Фролихе за самогоном сходить?
Шура: Не надо, у нас есть. Правда, Корсунский?
Таня: И когда ж вы только напьётесь, мальчики-поэты?
Корсунский (доставая бутылку из-под кровати): «Выпьем, бедная подружка доброй юности моей. Выпьем с горя, где же кружка?» Кружка где, говорю? Давай все к столу. (Наливает, выпивают.)
Наташа: Это он ещё фамилию твою, Стёпа, не знал. А так был бы ты послом в Иране и отбивался бы от злобных персов.
Сашка: Кричал бы: «Карету мне, карету!» Вот тебе твой «зилок» бы и подогнали.
Степан: Да его никто, кроме меня, и не заведет ни в жисть… А сколько у Наполеона войск в подчинении было?
Саня: Чёрт его знает. Битва при Бородино, битва при Березине, битва при Ватерлоо – много народу положил.
Степан: Так он нормальный мужик был или навроде Гитлера?
Шура: Ну, ты хватил. Гитлер – это одно, а Наполеон – совсем другое. Бонапарт вроде как поприличнее… Да и хрен с ним, давайте еще по одной. (Выпивают.)
Корсунский: Послезавтра первокурсники приезжают. Надо бы встречу организовать.
Саня: Так у нас всё готово: две большие комнаты на втором этаже, кровати уже стоят. Разместим – и вперед, на трудовой фронт. Экономика должна быть экономной!
Сашка: Мы придем к победе коммунистического труда!
Таня: Партия – наш рулевой!
Корсунский: Алексеева, ты не уподобляйся. И вообще, держись лучше приличных людей, а не этих оболтусов.
Шура: Точно, у приличных людей всегда самогон есть заначенный, а у нас он никогда не задерживается.
Идет к себе на кровать, берет гитару. Таня подсаживается к нему.
Степан: А кто такой Мюрат?
Саня: Да ладно тебе. Давай лучше допьем. (Допивают.)
Шура (поёт): «Там, где клён шумит над речной волной, говорили мы о любви с тобой…»
Сашка: Не мучай инструмент. (Отбирает гитару, играет гораздо более умело. Поют хором «Клён». )
Корсунский: Во сколько машина утром будет, Сань?
Саня: В семь. К вечеру уже первокурсников доставишь.
Корсунский: Вы тут придумайте всё-таки чего-нибудь. Завтра выходной, время есть. Могут люди из райкома приехать – они давно грозились посмотреть, как мы молодежь в свой коллектив принимаем. Сам понимаешь, чтобы не просто мешки в руки – и работать, а как-нибудь творчески. Приём, так сказать, в студенческое журналистское братство. Пусть Шура нарисует стенгазету, что ли, а Сашка стихи приличествующие напишет.
Саня: Не волнуйся, сделаем всё… Стёпа, ты пошёл? К среде воду нам не забудь привезти.
