– Опасность! – кольнула его тревожная мысль. – Быстрее.
Свистящим из-за вылетевшего изо рта сухаря шепотом бросил он Карпенко и тут же заткнул ему рот, так как тот хотел что-то проорать в ответ.
Быстро завязав вещмешок, он жестом показал Карпенко на винтовки, предварительно тоже жестом и умоляющей физиономией, попросив того не шуметь, а лучше вообще помолчать.
Костя прислушался. Ничего не было слышно, но он чувствовал, что из-за холма к ним приближается опасность. Схватив винтовку, он кинулся на вершину холма. Через минуту он был уже наверху и осматривался. В полукилометре от своего наблюдательного пункта, он заметил группу немецких солдат, человек десять, направляющуюся, судя по всему, к его батарее.
– Минут через десять они будут здесь. – прикинул Костя, «катясь» обратно с холма.
Карпенко, не смотря на контузию, быстро смекнул, что от него требуется и «на полусогнутых» кинулся к винтовкам. Костя, подбежав к нему, объяснил с помощью жестов, что нужно уносить ноги. Они стали лихорадочно распихивать по карманам найденное ими имущество. Особо раздумывать было некогда и, перекинув через плечо винтовку, вещмешок, Костя кинул взгляд на миномет. Постояв несколько мгновений над завьюченными его частями, он махнул рукой, и стал натягивать вьюк с лафетом себе на спину. Карпенко в одно мгновение понял, что командир решил взять миномет с собой и тоже стал натягивать себе на плечи завьюченную плиту. Через минуту все было готово. Навешав все остальное себе на шеи и схватив вдвоем ствол, они бросились через кусты в сторону, куда ушли свои.
Бежать было очень неудобно, но Костя подбадривал себя мыслью, что надо только оторваться от немцев, а потом они подгонят все, как следует.
– Ничего, – думал он. – Через день-два догоним своих, да еще миномет исправный принесем, винтовки. Жаль, немцы не дали собраться, как следует. А, может и лучше, что шуганули нас. И так, сколько времени потеряли, догоняй теперь своих.
Солнце село, и лишь горизонт был очерчен слабо-розовой полоской его последних, самых неугомонных лучей. На озеро опустились сумерки, а вместе с ними и гулкая околоводная тишина. Тростник потерял свою дневную яркость и превратился в темно серую колышущуюся пелену. Он напоминал Олегу толстое верблюжье одеяло, главным образом из-за похожего шуршания. Туман, выползающий из-под этого одеяла, придавал всему окружающему таинственный и причудливый вид, стирающий грань между реальностью и небытием.
Вдруг эту тишину прорезал свист, знакомый каждому охотнику и заставляющий учащенно забиться сердце. Это свист крыльев летящих уток. Олег щелкнул предохранителем своего ИЖа и почти инстинктивно вложил приклад в плечо. Через мгновение на слабо голубеющем небе возникли силуэты крякв, летящих с кормежки. Кто хоть раз охотился на уток, знает, что это за мгновения. Сердце начинает колотиться, как молот, заставляя стволы ружья ходить ходуном. Все эти мгновения очень скоротечны, но сколько в них спрессовано положительных и отрицательных эмоций. Палец, лежащий на спусковом курке, не в состоянии сдержать их напор и гнется, выпуская всю эту гремучую смесь в темное небо громоподобным дуплетом.
Разрядив оба ствола, Олег почувствовал, что его тело, освободившись от сильного эмоционального напряжения, дрожит, а руки медленно опускаются, увлекая за собой ружье. Через несколько мгновений, метрах в пятидесяти дальше по берегу, прогремел еще дуплет. Это Серега, его друг, с которым они всегда ездят на охоту, тоже выпустил из себя эмоции. Намного дальше, где-то в километре от того места, где стоял Сергей, грохнул еще дуплет, за ним еще и еще. Начался вечерний лёт.
