Необычайно умные создания - страница 3

Вот и осьминог, снова спрятавшийся за своим камнем. На виду только кусочек его туловища. Окрас стал немного ярче по сравнению с тем, каким он был в комнате отдыха, но все еще бледнее обычного. Что ж, может, так ему и надо. Нечего было сбегать. Да и как он умудрился выбраться? Она вглядывается в рябь на поверхности воды, изучает стенки под бортиком, но на вид все в порядке.

– Безобразник, – говорит она, качая головой, и еще на минутку задерживается перед его аквариумом, прежде чем уйти.

Това нажимает на брелок, и желтый хэтчбек пиликает и мигает габаритными огнями – никак она к этому не привыкнет. Когда она только устроилась сюда на работу, подруги, которые в шутку называют себя Крючкотворщицами, любительницы совместных посиделок, убедили ее, что ей нужна новая машина. Они утверждали, что ездить поздно вечером на старом автомобиле небезопасно. Неделями зудели.

Иногда проще сдаться.

Как обычно, поставив бутыль с уксусом и флакончик с лимонным маслом в багажник, – сколько бы раз Терри ни говорил, что можно держать их в подсобке, никогда не знаешь, где еще могут пригодиться уксус с лимоном, – Това бросает взгляд на пирс. В этот поздний час там пусто, рыбаки давно ушли. Старый паромный причал напротив океанариума похож на какой-то обветшалый механизм. Подточенные водой сваи обросли морскими желудями. Во время прилива за их раковинки цепляются нити водорослей, а с отливом водоросли высыхают, превращаясь в черно-зеленый налет.

Това шагает по потемневшим деревянным доскам. Как и всегда, старая билетная касса находится ровно в тридцати восьми шагах от ее парковочного места.

Она еще раз оглядывается – нет ли поблизости случайных прохожих, не скрывается ли кто в длинных тенях. Прижимает руку к стеклянному окошку кассы, которое пересекает диагональная трещина, напоминающая старый шрам на чьей-то щеке.

Потом идет на пирс, к своей обычной скамейке. Та вся мокрая от соленых брызг и испещрена пятнами чаячьего помета. Това садится, закатывает рукав и разглядывает странные круглые отметины, надеясь, что они уже исчезли. Но они по-прежнему видны. Она проводит подушечкой пальца по самой большой из них, на внутренней стороне запястья. Пятно размером с серебряную монету в один доллар. Скоро ли оно сойдет? Останется ли синяк? Синяки у нее в последнее время появляются очень часто, и след уже приобрел бордовый оттенок, как кровавый волдырь. Может, он теперь вообще никогда не сойдет. Отметина в форме долларовой монетки.

Туман рассеялся, легкий ветерок сдул его от берега, унес к предгорьям. С южной стороны стоит на якоре грузовое судно, низко просевшее под тяжестью контейнеров, которые рядами составлены на палубе, точно детские кубики. Лунный свет мерцает в воде, покачивается на ее поверхности тысячью свечей. Това закрывает глаза, представляя, как он там, под этой гладью, зажигает свечи для нее. Эрик. Ее единственный сын.

Крабы, моллюски, креветки, гребешки, сердцевидки, морские ушки, рыба, икра. Согласно табличке рядом с моим аквариумом, таков рацион гигантского осьминога.

В море, судя по всему, роскошный шведский стол. Все эти деликатесы можно попробовать бесплатно.

А что мне предлагают здесь? Макрель, палтуса и – главным образом – сельдь. Сельдь, опять сельдь, очень много сельди. Мерзкие создания, отвратительные рыбины. Уверен, что причина их изобилия заключается в дешевизне. Акул в главном аквариуме вознаграждают за тупость свежим морским окунем, а мне дают размороженную селедку. Иногда даже не до конца размороженную. Вот поэтому-то я и вынужден брать дело в свои щупальца, когда меня влечет восхитительная текстура свежей устрицы, когда тянет ощутить, как под моим острым клювом ломается панцирь краба, когда манит сладкая, упругая мякоть морского огурца.