«Но почему же ты… молчал до сих пор? Я ведь ни разу не…»
«… Не слышала от меня человеческой речи – это ты хочешь сказать, не так ли?»
«Да, но…»
«Вот тебе и но: чего говорить словами, суди сама, коли я всякий раз твой ответ наперед знаю…»
Гретхен вновь улыбнулась – ворчание кота показалось ей очень милым и, по большому счету, добродушным:
«Коли так, зачем же ты сейчас заговорил?»
«Зачем, зачем… затем!.. – Тимофей легонько пошевелил лапой лежавший рядом небольшой камушек, – Затем, что вижу: тебе без моей помощи – никак. Не дотащить корзину, и все».
Гретхен согласно кивнула:
«Не дотащить, верно. Но почему же ты не захотел помочь мне раньше? Видел же, что я с самого утра с этой корзиной мучаюсь…»
«Не захотел почему? Глупая девочка… А ты сама вот подумай-ка… а?.. пошевели мозгами, коли на то способна…»
Гретхен нахмурилась.
«Не знаю… нет, я, правда, не знаю, дорогой кот… но мне действительно ничего в голову не приходит…»
«Оно и не мудрено! – в голосе Тимофея явственно послышались нотки раздражения и застарелой обиды, – Когда такое было, чтобы кто-нибудь из вашего семейства вдруг да о коте задумался! Ну, что ж… раз уж у тебя не получается, я, так и быть, подскажу немножко…»
Тимофей выпрямился и обвернул хвостом свои лапы так же точно, как и в самом начале их беседы:
«…вспомни-ка, к примеру, когда ты – не кто-нибудь вообще, а именно ты, Гретхен, – совершила бы для меня, кота Тимофея, что-нибудь доброе, полезное что-нибудь?.. а?»
Гретхен вновь нахмурила было лоб, однако уже миг спустя лицо ее озарилось радостной улыбкой:
«Да, да… конечно же, я вспомнила, дорогой Тимофей… я вспомнила, и это, право, было не так уж сложно – ведь не далее, как полчаса назад, я помогла тебе спастись от этих ужасных собак, готовых разорвать тебя на кусочки… и мне едва не пришлось с ними драться…»
Кот самодовольно кивнул:
«Конечно, конечно… впрочем, тебе все же не следует переоценивать значение твоей помощи – вне всякого сомнения, коли дело дошло бы до всамделишной драки, от этих плешивых ублюдков не осталось бы и мокрого места!.. Но, как бы то ни было, я рад, что не пришлось в этот раз поработать когтями, – и за это действительно тебе благодарен…»
Гретхен хотела ответить, но кот не дал ей, продолжив свою речь:
«…таким образом, ты оказала мне небольшую услугу, и я как благородный кот не заставил тебя долго дожидаться взаимности. И, чтобы тебе окончательно все стало ясно, я задам теперь последний вопрос – вспомни-ка, бывало ли что-либо подобное прежде? Защищала ли ты меня, когда твои племянники на Пасху кидали в меня камнями? Или когда твой брат, вернувшись домой во хмелю, помнится, ни за что пихнул меня ногой так, что я отлетел к самой стенке и пребольно зашиб лапу? Помнишь, как я хромал потом неделю целую? Твоя младшая невестка еще смеялась над этим так, словно бы у нее щекотали под мышками… Не помнишь? Еще бы – ведь это не самые интересные вещи на свете, не так ли?»
Девочка почувствовала, что краснеет. По всему выходило, что Тимофей был прав и за годы жизни под одной крышей Гретхен действительно ни разу не сделала специально для него ничего доброго. Да и вообще не слишком интересовалась котом.
«Прости меня, милый кот… я, должно быть, была несправедлива к тебе!.. но я ведь и не обижала тебя никогда, правда?..»
«Никогда, правда», – кот вспомнил, что так и не почесал ухо, вновь поднял правую лапу, наклонил голову набок и с наслаждением принялся за дело. Закончив, он вернулся в свою прежнюю торжественную позу и, как ни в чем не бывало, продолжил:
