Необычные люди и авантюристы разных стран - страница 22

Несколькими днями позже, в Фоче Нове59, Уэйли представился случай наблюдать иное проявление турецкого характера:

Когда мы возвращались с охоты, к нам подошел весьма почтенного вида мусульманин и выразил желание подняться к нам на борт, дабы осмотреть корабль. Мы взяли его с собой, и он, казалось, был очень тронут вниманием. Он очень хвалил вкус нашего портера в бутылках и остался доволен английской кухней. Но когда ему показали нож и вилку, он был очень удивлен при виде сих инструментов, и после неудачной попытки применить их прибегнул к испытанному методу, который находил наилучшим для пожирания всего, что находилось на столе и должно было быть съедено. Обед закончился, мы предложили ему вина, он отказался, зато выпил целую бутылку рома, лишь усилившего жажду. А поскольку наш запас рома сильно сократился, я предложил ему взамен лавандовой воды60, так как прочитал в «Воспоминаниях» фон Тотта61, что иногда турки поглощают в огромном количестве этот очень крепкий напиток. Гостю предложили бутылку, половину ее он тут же опорожнил, и выпил бы без сомнения всю, если бы я не взял ее у него из рук. Когда же ром и лаванда начали действовать, я почувствовал серьезные опасения, ибо турок, напившись пьяным, может без угрызения совести убить первого попавшегося гяура, и за это преступление законом назначено лишь некоторое число палочных ударов. Но, к своему удовольствию, я увидел, что гость наш относительно спокоен. Мы вывели его за дверь и оставили там на милость Божью.

На Кипре Уэйли купил себе «подружку»:

Никогда не забуду мою нежную, верную и очаровательную Терезину, купленную мной у ее родителей. Когда я увидел ее в первый раз, она сидела на пороге перед дверью. Красивый цвет лица, правильность черт, но в особенности невинное и скромное выражение заставили меня смотреть на нее с восторгом. Заметив это, ее родители решили тут же извлечь выгоду из того впечатления, которое произвело на меня их дорогое дитя. Спустя четверть часа сделка была заключена, и, заплатив около ста тридцати фунтов, я стал обладателем Терезины. Как ни странно может показаться, я был единственным человеком, удивлявшимся этой необычной сделке. Терезина, покидая родителей, уронила пару слезинок, но они быстро высохли, едва я подарил ей самые дорогие платья, какие только можно было купить в городе. Она была совершенно счастлива в своем новом положении. Ей было всего тринадцать лет, но ее душа лучше всего на свете соответствовала восхитительной гармонии ее облика: вежливая и приветливая со всеми, не печалясь о прошлом и не тревожась о будущем, она имела единственную заботу обеспечить счастье того, кого почитала за господина и благодетеля. Я же, достигнув конца путешествия, понял, что мой долг и мое желание состоят в том, чтобы устроить судьбу этой восхитительной девушки, а так как я заметил ее неравнодушие к достоинствам моего дражайшего слуги-армянина, Паоло, как раз собиравшегося вернуться в родные края, я предложил им пожениться, и оба поспешили принять это с благодарностью… Счастливая простота! Пусть наши современные философы попытаются объяснить это, я же, со своей стороны, вовсе не стыжусь признаться, что был в восторге от слепого повиновения и нефилософической мудрости моей дорогой Терезины, и в то же время я не нахожу достаточно подходящих выражений, дабы заклеймить корыстный эгоизм ее родителей.