Там он распростерся на земле и снова зарыдал. Многочисленный народ, как обычно, гулявший перед воротами, не обращал внимания на капризника; а те, кто обращал, не понимали его. Он впал в горячую лихорадку, так что солдаты на страже доложили об этом, и надзиратель привел его в богадельню. Там он пробыл еще день; потом тело его, привыкшее к страданиям, выздоровело, и ему пришлось уйти, но сам Маймон не знал, куда идти. Он выбрал первую попавшуюся дорогу и бросил себя на произвол судьбы. Это привело его в Позен после долгого пути в качестве нищего самого заброшенного вида, которого он вскоре свел с профессиональным нищим евреем. Он пытался научить последнего понятию религии и истинной морали, а его самого обучал искусству попрошайничества. Но эти учения не сработали. Маймон считал формулы безвкусными, а то, что он должен проклинать того, кто отказал ему в просьбе, – беспочвенным и бессмысленным.
Если однажды он пошел просить милостыню один, то не знал, что сказать; «но, – писал он, – по моему лицу и положению было видно, чего мне не хватает».
9. Пребывание в Позене; первые награды и первое счастье в жизни.
Приехав в Позен, он решил во что бы то ни стало покончить с таким путешествием. Проснувшись голым и босым холодным осенним утром, он объяснил это своему товарищу и на его вопрос, как еще он собирается прокормить себя, ответил: «Бог поможет».
И он помог. Правда, со своим литовским языком Маймон не смог добиться понимания в еврейской школе и поэтому покинул это изначально желанное место убежища. Он вспомнил, что несколько лет назад в Позене был принят главный раввин из его региона. Тот уже уехал, но оставил своего сына, двенадцатилетнего мальчика, у своего преемника. Он спросил преемника о нем и сразу же узнал его. Он сказал мальчику, что не может сразу объяснить ему все несчастья, и попросил облегчить его страдания. Удивленный и растроганный человек обещал это сделать и сообщил о Меймоне главному раввину «как о великом ученом и благочестивом человеке, который по стечению обстоятельств попал в очень бедственное положение».
Этот главный раввин, прекрасный человек, знаток Талмуда и обладатель мягкого характера, был глубоко тронут несчастьем Маймона. Он спорил с ним по самым важным вопросам и нашел его очень сведущим во всей еврейской учености.
В качестве своего намерения Маймон заявил, что хочет стать придворным мастером, но что сначала он будет праздновать святые дни в Позене. Он получил столько денег от раввина, сколько у него было с собой, который также попросил его есть с ним каждую субботу и сразу же предоставил ему отдельную комнату у одного из самых богатых и старых евреев города. Ему также было обеспечено питание и питье там до тех пор, пока он оставался в городе. Он был в восторге, когда после ужина ему предоставили чистую постель, и несколько раз спрашивал: «Неужели это для меня? «Искренне могу вас заверить, – сказал он, – что я никогда не испытывал такого блаженства, ни до этого события, ни после него, как когда я лег в постель и почувствовал, как мои конечности, которые были напряжены и почти сломаны в течение полугода, вновь обрели былую силу в мягкой постели».
Он спал до позднего вечера. Не успел он встать, как раввин послал за ним, чтобы узнать, доволен ли он. Когда он явился к нему, то не мог найти слов для выражения своих ощущений и в экстазе воскликнул: «Я спал на кровати!». Обрадованный благодетель за свой счет за два дня сшил для спасенного одежду и костюм, и, облачившись в чистое белье и новое платье, тот пошел благодарить его, но с трудом смог вымолвить несколько обрывистых слов. Главный раввин, отказавшийся от благодарности, имел лишь умеренное жалованье, а поскольку он посвятил себя учебе, делами его управляла жена, и ему приходилось оказывать такие услуги без ее воли.
