Читать онлайн Валерий Антонов - Неокантианство. Шестой том. Сборник эссе, статьей, текстов книг

I

Слово «представление», многократно употребляемое в ходе данного исследования, еще не приобрело общепринятого значения в научном обиходе.

В самом широком варианте оно вошло в оборот благодаря Канту. Для него оно обозначало лишь любое сознание, которое не является чувством или волей; он также без колебаний говорил о бессознательных идеях, «постольку, поскольку мы, тем не менее, можем косвенно сознавать наличие идеи, хотя и не сознаем ее непосредственно». Поэтому для него «представить себе что-то» было «первой степенью познания; второй – представить себе что-то с сознанием». Представление, таким образом, – это" вообще род». За ним стоит представление с сознанием» (1). Такое использование языка обусловлено тем, как рассуждал Лейбниц. В работе Гербарта эти же мысли привели к столь же общему ограничению понятия. Гербарт различает «бессознательные представления», то есть те, «которые находятся в сознании без того, чтобы мы осознавали их как свои собственные», и «полностью подавленные представления», которые «полностью превращаются в простое стремление представить», которые поэтому «не являются настоящим представлением», но находятся «ниже порога сознания» (2). Последние, таким образом, соответствуют бессознательным представлениям Канта. Фолькманн называет их представлениями, то же самое, что и идеи, «которые на самом деле не представляются». Он находит: «Бессознательное представление как таковое является столь же малым противоречием, как и бессознательное представление, ибо столь же мало идея, поскольку она однажды представлена, должна всегда оставаться действительно представленной, столь же мало представление, которое, если оно действенно, является сознанием каждый раз, также должно становиться сознанием каждый раз». (3) Штейнталь объясняет аналогично: " Представления также могут быть бессознательными… Сознание – это состояние, в которое они могут впасть, но в котором они находятся не всегда; это качество, которое идеи впервые обретают при определенных обстоятельствах, но лишь на короткое время, но которое не принадлежит их содержанию и сущности как таковым» (4). Тетенс, кстати, тоже предполагал «идеи без сознания» (5).

Другие направления мысли привели к столь же общей версии. Например, все еще не утратившее силу мнение, что сознание следует рассматривать как своего рода вместилище, в которое попадают идеи и из которого они снова выходят, как своего рода внутреннее чувство, которое доводит бессознательные идеи до восприятия и тем самым придает им сознание в новом качестве. Отголоски этого мнения сделали возможным использование Гербартом термина «порог сознания». К такому же результату привели психологические следствия из метафизических спекуляций Шеллинга и Шопенгауэра (6). Точно так же логическая версия бессознательных процессов в восприятии ощущений как «бессознательных выводов», которую ввел Гельмгольц, но от которой недавно отказался; наконец, гипотеза Фехнера о «бессознательных ощущениях» (7).

В менее широком смысле этот термин уже применялся в рамках кантовской школы. Уже Рейнгольд заявил, что" идея… которая не представляет и которая не представляется, не может быть идеей» (8). Тем самым он критически вернулся к тому значению слова, которое было придано ему при введении в научную терминологию. Ведь именно в таком ограничении оно встречается у Кристиана Вольфа, чьи немецкие философские труды стали одним из основных источников нашей философской письменности. Хотя он переводит это слово в первом регистре своих «Разумных мыслей о Боге и т.д.» словом идея, он не использует его в том смысле, который идея имеет у Локка и часто также у Декарта, как выражение процессов сознания в целом, включая чувство и волю. Скорее, она попеременно с «мыслью» обозначает только интеллектуальные процессы сознания в более узком смысле. В этой области, однако, оно используется для всех видов, включая ощущения (9). Этот смысл слова широко используется в настоящее время. Его приняли многие, кто высказывается против переноса свойств сознания на бессознательное (10).

В третьем, еще более узком значении это слово используют, например, Юбервег и Вундт. Первый понимает представление как «мысленный образ инвидиуального существования», независимо от того, относится ли оно к одному или группе индивидов (11). Аналогично, Вундт понимает представление как «образ предмета, возникающий в нашем сознании». Оба они не доводят значение этого слова до ощущений. Напротив, Вундт однозначно хочет видеть в представлении только «… …составные структуры, в которые всегда объединяются ощущения в нашем сознании… с именем идей». Кстати, тот факт, что Вундт, согласно формулировке последнего определения, исключает воспроизведенные представления, проявляется только в отношении его фактического использования языка как следствие не совсем точного определения; так же как и такие фразы, как «бессознательные состояния представлений.» (12)

Наконец, Гегель, похоже, дал четвертый, самый узкий вариант представления, поскольку он понимает это понятие как «вспомненное восприятие» (13). В этом смысле Розенкранц описывает представление как «внутренне сформированный взгляд, который уже не требует внешнего возбуждения» (14). Среди прочих, Лотце уже принял эту версию в своих ранних работах. В посмертном труде «Grundzüge der Psychologie» он объясняется следующими словами: «Идеи, в отличие от ощущений, – это то, что мы сначала называем образами памяти, с которыми мы сталкиваемся в сознании в связи с более ранними ощущениями. Это соответствует использованию языка: мы представляем себе отсутствующее, которого не чувствуем, но чувствуем настоящее, которое по этой самой причине нам не нужно представлять». Тем не менее, Лотце «сохраняет внутренне противоречивое название бессознательных идей, чтобы указать, что они возникли из идей и при определенных обстоятельствах превращаются обратно в таковые» (15). Фехнер также дает этому слову такое узкое толкование. В отличие от «чувственных явлений – ощущений, послеобразов и обычных чувств», идеи для него – это всего лишь «воспоминания, фантастические образы и схемы, сопровождающие абстрактное мышление» (16). Точно так же Гельмгольц хочет «ограничить название представление образом памяти (предметов лица), который не сопровождается никакими настоящими чувственными ощущениями» (17), хотя иногда он рассматривает представление как род восприятия и образа памяти (18).

Можно только указать на небрежное использование языка некоторыми психиатрами, даже таким выдающимся исследователем, как Вернике. С одной стороны, он называет иннервацию [нервные импульсы – wp] и мышечные ощущения, а с другой – механические остатки соответствующих им движений в коре головного мозга идеями, последние – идеями движения (19).

В последующем исследовании слово" представление» будет возвращено к тому понятию, которое уже вкладывал в него Вольф. Против дальнейшего значения говорят все оговорки, запрещающие перенос характеристик содержания сознания на бессознательные процессы. Не кажется удачным и исключение ощущений из идей. Ощущения никогда не даны нам непосредственно. С одной стороны, они всегда переплетены с перцептивными идеями; с другой стороны, в развитом сознании, как будет показано более подробно, они зависят от апперцептивных психических процессов. Мы достигаем чистых ощущений лишь настолько, насколько нас ведет путь абстракции. Но если чистые ощущения, даже если мы ограничим это название апперцептивными стимулами, о которых только и может идти речь, становятся объектами сознания только таким образом, то нет оснований отказывать им в обозначении понятий, которое беспредметно дается другим содержаниям сознания, выделенным таким же образом.

Самый узкий вариант обосновывается более глубоко, но не цитированным выше обращением Лотце к языку практического мировоззрения, а скорее различиями, которые отделяют воспроизведенные перцептивные понятия от первоначально заданных. Лотце обосновывает это различие иначе, чем его предшественники. В своем последнем варианте, который уже в самом начале был направлен им прежде всего против Гербарта, он объясняет: «Понятия своеобразно отличаются от ощущений. Представление о самом ярком сиянии не сияет, о самом сильном звуке не звенит, о самой сильной боли не болит; но во всем этом представление совершенно точно представляет сияние, звук или боль, которых оно в действительности не воспроизводит». Обоснованность этого противоречия против мнения, столь же старого и распространенного, сколь и малоизученного, о простом постепенном различии этих содержаний сознания, остается здесь бесспорной, как бы оно ни подвергалось критике в ряде аспектов. Оно остается надежным в той мере, в какой оно делает целесообразным особое различие воспроизводимых процессов сознания.

Тем не менее, выбор слова «представление» остается неподходящим для этой цели. Апелляция к преобладающему в настоящее время языковому употреблению повседневной жизни может иметь больший вес, чем ссылка на все еще колеблющийся смысл научной терминологии. Однако пока следует отметить, что первоначальный смысл слова ort, который привел к его использованию в качестве научного термина, отбрасывается этой самой узкой версией. «Vorstellen» первоначально имело, например, еще у Лютера, смысл producere, proponere [предлагать – wp], praesentare, ostendere [показывать – wp]; (20) более позднее «Vorstellung» переводится как repraesentatio, imago, effigies [изображать – wp] (21). В конце XVII – начале XVIII века оно встречается также в первоначальном, а также метафорическом (expositio, expositiuncula) смысле «представление». Об утрате этого первоначального смысла следует сожалеть, поскольку он позволяет нам непосредственно вычитывать из слова то, что свойственно ощущениям, восприятиям, воспоминаниям, воображаемым, общим и общим идеям в отличие от чувств; для этого тоже нужно слово (22).