а
У каждого слова мы можем и должны спрашивать его значение. В конечном счете, именно этот вопрос требует от нас поставить сам предмет наместо обозначающего его символа, а значит, требует сопоставления слова и данного предмета, названного словом. И наоборот, если я ставлю лингвистический символ в такое отношение к данному объекту, при котором символ становится именем данного объекта, то тем самым этот лингвистический символ однозначно определяется для меня в соответствии с его значением.
Сказанное теперь требует двойного дополнения. Один раз я вижу цвет, другой раз я его только называю, третий раз я его вспоминаю, ожидаю, представляю. Образ памяти или фантазии, который в этом случае стоит передо мной, как и слово, есть нечто, под чем подразумевается другое (в образе памяти – ранее существовавшее), то есть символ, имеющий значение, но это не искусственный и репрентативный символ, как слово, а естественный и репрентативный символ, символ, чер который означаемое не только символически подразумевается, но и» косвенно дается». Эти термины, которые я, по сути, заимствую из эпистемологии Ганса Корнелиуса, вероятно, не нуждаются в дополнительных пояснениях. Во- вторых: объекты могут быть означены только символически, они могут быть даны прямо и косвенно, наконец, они еще могут определяться своими отношениями к другим объектам. Я думаю об объекте х, который следует за другим, косвенно или прямо данным a во времени, или я думаю об объекте х, который должен быть подобен данному а или отличаться от него. То, что я сознательно представляю себе здесь, – это а с отношением, которое связывается с ним и требует выполнения во втором члене; я имею в виду объект, который выполняет это отношение В или к которому привела бы ступень отношения, исходящая из а. Этот последний случай находится в некотором роде между просто символическим значением и косвенным воображением. Косвенно (или прямо В) воображается а и отношение, шаг, как я его только что назвал, чтобы сказать это на примере: выделение и вхождение в оппозицию и снова введение и устойчивое скольжение вперед сознания, которое я испытываю, когда перехожу от одного объекта к другому и в другой раз к такому же объекту. Однако сам объект, к которому ведет этот шаг, лишь назван или символически обозначен. а Сами же отношения опять-таки делятся на две группы: те, которые могут привести к воображению воображаемого объекта, и те, для которых это не так. Если я знаю, что означаемый объект х равен известному а или вдвое больше а (а в остальном равен а), то это определение В одновременно дает мне возможность вообразить х или привести его ко мне косвенно, в воображаемом образе; с другой стороны, определение х как темпорально следующего или предшествующего а не дает мне такой возможности.
Поэтому мы должны различать: непосредственную или самоданную, опосредованную (чер представляющий образ) данность объекта, мыслящую детерминацию (чер отношения) и только символическое значение одного и того же. Вопрос о «что» объекта находит свой окончательный удовлетворительный ответ, так сказать, только в его самоданности; все остальные формы реализации – это реализация чер средства, т.е. чер символы, которые в конечном счете указывают назад (или вперед) на самоданность. В Однако существует ркое и существенное различие между теми средствами или символами, которые, поскольку они непосредственно (образ представления) или опосредованно (отношение равенства, математическое отношение подобия) приводят рассматриваемый объект к представлению, пригодны для его познанияВ, и теми, которые лишь указывают на него или представляют его (просто внешние отношения связи, слово-символ). Здесь еще можно спросить, не является ли объект, который мы обозначаем только символически, чер слово, также «мыслимым» для нас, даже если он мыслим «немыслимо"В. Это следует признать в совершенно определенном смысле, так как мы можем отнести случай только символического означивания к случаю мышления, определяемого отношениями.. Объект «А» определяется нами тогда как предмет, стоящий к слову А в известном отношении именования А, или как предмет, на который опирается слово А в порядке его наименования (имя собственное). Ясно, однако, что отношение, чер которое мыслится здесь объект, не есть репрентативное отношение или отношение, ведущее к такому отношению. В случае со словом, которое мы употребляем «осмысленно», т.е. в убеждении, что оно имеет значение, мы даже не знаем, существует ли такой объект в действительности. Нам нужны слова, мы верим, что связываем с ними смысл, и только потом понимаем, что слово, которое мы употребили, было для нас совершенно бессмысленным.
