– Было еще кое-что, – упрямо добавила мама.
– Не было.
– Опять обманываешь, – она строго взглянула на него сверху вниз.
– Правда, не помню.
– Прекрасно помнишь. «Если все будет нормально», – вот что еще было. А сейчас не нормально. На площадке опасно.
– Но мам, я буду осторожен, обещаю. Буду в стороне стоять, там, где безопасно. Мам, пожалуйста.
– Кирилл!
Она отвернулась, сделав вид, будто они говорили по телефону, а она только что бросила трубку.
Кириллу захотелось расплакаться от обиды. Льды, стекляшки, бумажки – все было важнее для нее, чем он. Пусть сидит тут, пялится в свои окуляры, но почему он тоже должен сидеть взаперти? Все мужчины хоть раз выезжали в Исландию. Чем он хуже?
– Ты закончил? – она протянула ладонь выжидающе. Кирилл отдал градусник.
– Тридцать шесть и девять. Запиши в дневник.
Кирилл открыл электронный дневник в планшете, отыскал пустую графу в нужной таблице и внес запись «36,9». Помимо таблицы с температурой, которую он измерял по десять раз в день, были еще таблицы с давлением, ростом, весом, и другие с непонятными каракулями, которые заполняла за него врачиха.
– Ты кровь сегодня сдал?
– Нет.
– Иди, сдавай. Время уже прошло.
– Не хочу.
– Нет слова – не хочу, есть слово – надо. И надень тапки. Убьешься когда-нибудь.
Кирилл побрел к выходу короткими прыжками. У двери остановился.
– Она меня специально колет.
– Кто? – непонимающе спросила мама.
– Врачиха.
– Надежда Николаевна ее зовут. И не колет она тебя, не придумывай. Берет кровь она аккуратно.
– Нет, она специально меня колет. Говорит, что промахивается случайно, говорит я дергаюсь. А я спокойно сижу.
Кирилл задрал рукава. Мама надела очки.
– Подойди.
Она крепко обхватила его кисть и натянула руку струной. Поднесла ближе к лампе. На обоих локтевых сгибах чернели синяки диаметром с монету.
– Говоришь спокойно сидел? – с недоверием спросила она.
Он кивнул. Она отпустила руку, закрыла глаза и протерла их пальцами.
– Мне идти к ней? – спросил Кирилл.
Она задумалась.
– Мам?
– Пока не ходи. Пусть раны подживут. Я попрошу Надежду Николаеву сделать для тебя перерыв. Иди делай домашнюю работу.
Кирилл опустил рукава. Синяки и правда почти не болели. Он не врал.
– Я уже сделал.
– Покажи.
Она взяла планшет и около минуты проверяла домашку, потом вернула ему, ничего не сказав. Теперь она снова выглядела расстроенной хоть и старалась оставаться спокойной.
В лабораторию заглянул Тадлис.
– Привет, – сказал он шепотом, будто прервал просмотр фильма.
– Кирилл, сходи займи себя чем-нибудь. Покушай. Нам с Тадлисом надо поговорить.
Кирилл направился к выходу. Поравнявшись с Тадлисом, тот протянул Кириллу руку. Кирилл вложил в его ладонище свою. Сжал Тадлис крепко. Поди специально, подумал Кирилл. Гордиться, наверное, что здоровый такой вымахал.
– Как ты тут, космонавт? Защищал маму, пока меня нет?
– Угу.
– Не смурнись, мужик, – Тадлис потрепал его по волосам.
Так противно Кириллу стало, что захотелось двинуть этому погрызку по шее. Был бы Кирилл взрослее и выше ростом… Так надоели его дружеские улыбки, ужимки, постукивание по плечу. Кирилл ненавидел Тадлиса. И ненависть была взаимной.
Выйдя за дверь, Кирилл рванул направо по коридору. Бежал он так быстро, что не расслышал, о чем кричали ему вдогонку Густав и Леон. Наверное, назвали дурачком. Как всегда.
На поворотах, не замедляясь, Кирилл, подпрыгивал, отталкивался обеими ногами от стены и летел параллельно полу, словно на летающей доске. Потом опять подпрыгивал, ускоряясь от каждого прыжка, как кенгуру.
