Её бы кулачищем в Беловежской Пуще зубров убивать. Цены бы ей не было. И ведь это не будет считаться браконьерством… Просто, аттракцион. Да, чёрт с ней! Меня судьба сына беспокоит. Куда он мог испариться и что с ним?
Очень решительно Антонина нажала на кнопку дверного звонка соседней квартиры. Пока кто-то долго и упорно разглядывал её в глазок, потом звенел ключами и бренчал многочисленными засовами, Зуранова достала из кармана халатика платочек и вытерла слёзы. Надо было взять себя в руки и выглядеть перед этой старой громилой не столь озабоченной и растерянной.
Наконец-то дверь отворилась, и на пороге нарисовалась, почти атлетически сложенная, мощная пожилая и массивная женщина, до сих пор ещё брюнетка, и бодрая на вид. Она, якобы, радостно, и громко, почти на все двенадцать лестничных пролётов, сказала:
– Так оно и есть! Рада полной возможности видеть вас, Тоня! И что вы принесли мне доброго сказать?
– Я… принесла. В общем, Марианелла Исааковна ничего хорошего я не могу сказать. У нас – беда.
– Экономический кризис? Ну, я в курсе, и даже некоторые тоже про то знают. Причём, не только самый замечательный в мир американский президент. Но какая же здесь беда, Тонечка? Просто верхние пацаны… веселятся. Они только делают вид, что ссорятся. А так компания, тёплая и, прямо скажу, дружная. Каждый уже такое понимает.
– Меня их дела не интересуют.
– А-а! Теперь понимаю, что с утра шёл, извините за выражение, снег, и у вас на присутствующей основе – мигрень. Съешьте какую-нибудь таблетку, и она вам непременно поможет. Любую! Вы ведь, Тоня, наверняка знаете, что у нас в стране все лекарства от всех болезней. Но если не мигрень и не свинячий грипп, тогда что же, таки, в вас, Антонина Павловна? Ведь в городе пока не наблюдается бомбёжки и даже обычного артобстрела. Но так не везде. А мы, заметьте, до крайности не интересно мы живём.
– Есть вещи пострашнее, чем бомбёжка, Марианелла Исааковна, для меня, по крайней мере… Одним словом, пропал мой сын Лёша. Его уже вторые сутки нет дома, две ночи прошло. Я просто хотела узнать, может быть, вы видели его вчера поздней ночью или в четыре-пять часов утра.
– Тонечка, я вам так скажу. В ночное… самое время я видела в частично кошмарном сновидении свою, таки, бабушку. И я доложу вам, что мудрая старушка славно устроилась и там. Она имеет на том свете, представьте себе, неплохой гешефт. Ева Абрамовна пишет сказки о том, как замечательно жить в России, и успешно их издает. Она мне и поделилась, что имеет до меня дело и с нетерпением ждёт, когда я появлюсь перед ней, если не в среду, то, хотя бы, в следующую субботу. Она прекрасно знает, как я делаю фаршмаг. Заметьте, что с солёной селёдки сначала надо снять шкуру, а потом…
– Ах, Марианелла Исааковна, я уважаю вашу покойную бабушку и ценю ваши кулинарные способности, но у меня… пропал сын.
– Совсем пропал? Что же вы раньше мне про то не сказали, Тонечка? И почему вы упорно спрашиваете, что мне снилось вчера ночью?
– Может быть, я задам вам глупый вопрос. Но скажите, прошу вас, к вам, случайно, или к вашей внучке Розе вчера, где-то, часа в четыре-пять утра не заходил Лёша. По всей вероятности, он был совершенно голый… Я понимаю, мой вопрос, возможно, не совсем красиво звучит, но…
– Да, что вы, милочка моя, ваш вопрос звучит прекрасно, почти что, как очаровательная, скажем так, музыка Вивальди… при свечах. Я имею в виду, конечно, не те свечи, какими добрые люди лечат геморрой. Однако же, согласитесь, Тонечка, что наша Роза, как и я со стариком Мордыхаем, не состоит в клубе совсем юных нудистов. И как-то мы не планировали, чтобы наша девочка ходила голой по подъезду в тринадцать лет от роду. Ну, повзрослеет, тогда ладно.
