В марте 1937 г. Элиот Несс пригласил к себе издателей крупнейших кливлендских газет и неофициально попросил их воздержаться от публикации развёрнутых комментариев, связанных с расследованием преступлений «Безумного Мясника». Начальник полиции совершенно справедливо предполагал, что убийца внимательно следит за всеми материалами, которые посвящены его похождениям, и внимание к собственной персоне лишь разжигает его азарт. «Внимание прессы само по себе может оказаться серьёзным побудительным мотивом для продолжения преступлений», – заявил Несс. Издатели с пониманием отнеслись к просьбе помощника мэра и согласились на установление своеобразной цензуры, связанной с оглашением материалов по делу «Кливлендского расчленителя».
Когда Сэмюэл Гербер узнал о встрече Элиота Несса с издателями, его негодованию не было предела. Он требовал «отменить цензуру», взывал к американской конституции и свободам граждан. Издатели, однако, остались верны достигнутой договорённости и существенно сократили количество и размер публикаций, ограничившись предельно короткими сообщениями. Ни о каких пространных интервью коронера более не могло быть и речи. Сэмюэл Гербер счёл всё случившееся личной обидой, которую он так никогда и не простил Элиоту Нессу.
В этом месте необходимо сказать и о том, что именно к концу весны 1937 года в головах кливлендских «законников» оформилось ясное понимание того, что совершаемые в пределах городской черты преступления, связанные с декапитацией жертв и расчленением их тел, являются своего рода игрой (или развлечением, если угодно) одного человека. Этот человек совершает свои чудовищные деяния вовсе не по причине материальной нужды, голода или демонстративного протеста, а руководствуясь сугубо потребностью властвовать над другими людьми. Убийцей управляет жажда получения удовольствия, а источником этого удовольствия является страшная смерть жертвы.
До этого момента времени – речь идёт условно о мае-июне 1937 года – вопрос о том, все ли убийства в Кливленде совершены одним только «Безумным Мясником, являлся дискуссионным. Смерть Эдварда Эндрасси выносилась некоторыми детективами, связанными с расследованием, «за скобки». К слову сказать, инспектор Корнелиус В. Коди, с упоминания которого начался этот очерк, на первом этапе возглавлял расследование убийства Эндрасси и безоговорочно стоял на той точке зрения, что беспутного молодого человека убили итальянские бандиты. Правда, буквально через месяц после начала этого расследования Коди ушёл на пенсию, но точка зрения этого уважаемого детектива была известна многим его коллегам и разделялась почти безоговорочно. Второй человек, чьи останки были найдены неподалёку от обезображенного тела Эндрасси, также считался некоторыми детективами жертвой то ли рэкета, то ли бандитской разборки. В этой убеждённости имелась своя логика – итальянские бандиты для расправы со своими противниками нередко привозили их в одно и то же место и казнили их однотипно, нередко отрезая головы и гениталии.
К лету 1937 года такого рода суждения оказались уже вне полицейского мейнстрима – уж извините автора за это словосочетание. Поездка Флинна в Пенсильванию и добытая там информация до некоторой степени изменили оценки событий в Кливленде. Начальник городской полиции Джордж Матовиц впечатлился докладом Флинна даже в большей степени, нежели Элиот Несс. Добытые в Пенсильвании сведения Матовиц предложил использовать в работе по делу «Безумного Мясника».
