– Но ты можешь выбрать любую комнату в доме.
– Именно. И могу каждый вечер ужинать в столовой, и маскарады тоже могу устраивать. Но я этого не делаю. Я сюда приезжаю отдохнуть, поспать и поработать.
– Тебе не одиноко?
– Нет. И потом, тут Мэдилейн и Гарри по соседству.
Мы желаем друг другу спокойной ночи, и я шагаю прочь по знакомому ковру мимо бывшей спальни родителей, мимо «хорошей» комнаты для гостей в свое старое логово. Лежа в постели ночью, представляю, что ко мне пришла Клэр. Пару раз даже выхожу в холл. Мне кажется, будто слышу ее шаги, но, когда я засыпаю на рассвете, я по-прежнему один.
После учебы Гарри пошел в морскую пехоту. Ему, как выпускнику колледжа, автоматически было присвоено офицерское звание, и он поступил в лётную школу. Мэдилейн поехала с ним. Они поженились на следующий день после церемонии вручения дипломов. Скромная свадьба в часовне Баттелла, потом обед в Йельском клубе. Нэд был шафером. Приехали отец Мэдилейн, ее брат Джонни и мачеха. Мистер и миссис Уинслоу. Я их прежде не видел. Его отец преподавал английский в частной школе. Твид, четкие формулировки, усмешка, широкие плечи. Гарри с малых лет баловали все учителя отцовской школы в Коннектикуте, он пользовался благами, которые ему не полагались. Он являлся любимчиком старшеклассников, пока был маленьким, студентом его звали со школой кататься на лыжах и отмечать праздники. В отличие от большинства учеников Гарри подрабатывал летом: был рабочим на нефтяном месторождении в Оклахоме, ходил на сейнере на Аляске.
Почему вдруг морская пехота? Мне это решение показалось тогда очень странным. Никто из наших не пошел в армию. Наши отцы росли, когда еще призывали, но большей частью по возрасту проскочили между корейской и вьетнамской войнами. Хотя отец Мэдди ушел из Принстона, чтобы добровольцем отправиться на войну в Корее – этот поступок никак не сочетался у меня в голове с непотребствами, которые он творил, став старше. А может, отчасти объяснял их. Откуда мне знать, я не служил и не слышал ни единого выстрела, сделанного во гневе.
В последние дни в колледже Гарри не заговаривал о намерении пойти в армию. Мы в основном были одержимы желанием смягчить удар, ждавший нас после выпуска: искали работу в инвестиционных банках, газетах или некоммерческих организациях, подавали документы в аспирантуру. Я знал, что осенью поступлю на юридический факультет, поэтому просто позволил майским дням катиться вперед без особой тревоги.
Я понимал, что Гарри подражает моему внешнему спокойствию, но он редко говорил о будущем. Когда за одним из бесконечных прощальных обедов он объявил о своих намерениях собравшимся – Мэдди, мне, Нэду и нескольким доверенным лицам, – видно было, что новостью это оказалось не только для меня. Даже Нэд, лучший друг Гарри, который нашел место в стажерской программе «Меррилл Линч», вытаращил глаза:
– Ты ведь пошутил? – спросил он.
– Вовсе нет, – ответил Гарри. – Я бы в жизни не стал подобным шутить. Всегда мечтал научиться летать. Для профессионального хоккеиста я недостаточно хорош, а на Уолл-стрит мне работать неинтересно. Я пока не знаю, чем займусь, вот и решил, что будет время подумать, пока послужу родине.
Мэдди, конечно, знала. Более того, она была на его стороне. Если бы он заявил ей, что хочет стать укротителем львов или промышленным водолазом, она бы с той же радостью согласилась.
