Неоволжье - страница 15



У Геннадия росло беспокойство: «Без людей, без новой крови, все эти мечты – лишь карточный домик, который рухнет от первого порыва ветра».

– «Ты прав, это серьезный вызов,» – тихо произнесла она, словно размышляя вслух. «Без решения этих проблем, всё остальное просто не имеет смысла.»

– «Но это не значит, что твои идеи нереализуемы,» – добавил он, заметив, как погрустнело её лицо. «Просто нужно быть готовыми к долгому и непростому пути, к тому, что результаты придут не сразу. Возможно, стоит начать с малого – с одного конкретного проекта, который можно запустить с минимальными вложениями, а потом постепенно расширять деятельность.»

Светлана задумчиво кивнула, теребя травинку в руках. Она понимала справедливость его замечаний, но не могла и не хотела отказываться от своей мечты. Внутри Светы рождались контраргументы, новые идеи, возможные решения: «Начнём с малого, шаг за шагом. Главное – верить и не сдаваться!» Она набрала воздуха, готовясь изложить свои мысли, когда внезапно всё вокруг озарилось яркой вспышкой, за которой последовал оглушительный раскат грома, прокатившийся над рекой и отразившийся эхом от противоположного берега. Их беседа была резко прервана вмешательством природы. Они одновременно подняли головы к небу и только сейчас заметили, как сильно изменилась погода за последние несколько часов. Надвигалась гроза.


«Вихрь молнии»

Тяжёлые, как бремя надвигающейся беды, тучи заползли на небосвод, словно свинцовый саван, погребая последние лучи солнца. В воздухе, густом и неподвижном, чувствовалась озоновая свежесть – предвестник надвигающейся бури. Ветер, минуту назад игриво ласкавший листву, превратился в разъярённого дикого зверя, сгибающего к земле травяной ковёр и вздымающего бурую рябь на речной глади. Первые, капли дождя обрушились на раскрытый альбом Геннадия, забытый им в спешке. Они жадно впитались в бумагу, как голодные звери, размывая чёткие линии наброска в бесформенные кляксы. Ещё одна картина – церковь, любовно выписанная им, растворялась в серой дымке, превращаясь в мираж, унесённый ветром времени.

– «Чёрт! Неужели всё насмарку? Столько времени, столько усилий…» – горечь разочарования обожгла его, вырвавшись в невольном возгласе.

Он попытался заслонить альбом своим телом, словно щитом, но стихия не знала пощады. Дождь, будто прорвав плотину, обрушился всей своей яростью.

– «Бежим к машине!» – крикнул он, торопливо собирая свои художественные сокровища и запихивая их в сумку без обычной бережности. Карандаши, кисти, тюбики с красками – всё смешалось в хаотичном беспорядке, лишь бы спастись от разбушевавшейся стихии.

Светлана, заметалась, собирая остатки их безмятежного пикника. Плед, промокший до нитки и отяжелевший, словно груз прожитых лет, пришлось скомкать под мышку. Термос, чашки, контейнеры с едой – всё собиралось в спешке, вслепую, под аккомпанемент хлещущего дождя и порывов ветра, вырывающих из рук салфетки и невесомые пластиковые упаковки.

– «Готова?» – крикнул Геннадий, закидывая сумку на плечо и протягивая ей руку. Мокрые пряди волос прилипли ко лбу, а рубашка, тёмная от влаги, обрисовывала контуры тела.

Светлана кивнула, вцепившись в его руку, словно в спасительный якорь, и они бросились бежать по размокающей тропинке к припаркованному автомобилю. Бег был мучителен – земля, словно предатель, скользила под ногами, превращаясь в липкую грязь, а высокая трава цеплялась за щиколотки, пытаясь удержать их. Дождь бил в лицо, затрудняя видимость, а раскаты грома, как гневные возгласы богов, заставляли вздрагивать и невольно подгоняли. Геннадий, словно спринтер, вырвавшийся вперёд, нащупал в кармане спасительные ключи и, распахнув пассажирскую дверь, жестом пригласил Светлану внутрь. Обогнув капот, он плюхнулся на водительское сиденье, с отвращением сплёвывая воду, стекающую с волос на лицо. И в тот самый момент, когда за ним захлопнулась дверь, небо, уловив долгожданный миг, разверзлось настоящим, библейским потопом. Вода, словно из гигантского крана, обрушилась сплошной стеной, барабаня по крыше и стёклам с такой яростью, что казалось, будто машина попала под перекрёстный огонь шрапнели. Видимость упала до нуля – силуэты ближайших деревьев едва угадывались сквозь плотную водяную завесу, а дальше всё растворялось в серой бездне.