В Антоне нет ни ложной скромности, ни нарциссизма. Он просто-напросто красив.
Совсем недавно мне чудилось, что я промерзла до костей, однако теперь в теле просыпается знакомый болезненный жар, от которого ноют мышцы и под кожей нервными иголками покалывает неутолимая тяга, — достаточно взгляда, чтобы желание физического контакта с одним единственным человеком опять нарушило мой хрупкий и нестабильный душевный покой.
— Вера, — замечает Антон удивленно, увидев меня у дверей, а после коротко улыбается. — Привет. Ты только пришла?
Я киваю.
— Устала?
— Да нет. — Я отвожу взгляд, словно по-настоящему боюсь, что Антону станет известно, чем я была занята в автобусе полчаса назад. — Пары сегодня прошли очень продуктивно, я довольна. — К счастью, здесь нет ни капли вранья.
Занятия удались, и как преподавательница я чувствую удовлетворение от проделанной работы, что случается далеко не всегда: результат приложенных мной усилий зачастую проявляется лишь со временем, а бывает, что не проявляется вовсе. Хуже всего — говорить перед аудиторией, не желающей тебя слушать. Сказанные слова пропадают, как в черной дыре, и ты черпаешь все больше и больше своих ресурсов, но ничего не получаешь в ответ, и остается лишь сосущая пустота.
Не знаю, как некоторым преподавателям удается большую часть своего рабочего времени тратить силы в никуда изо дня в день. Мне хватило нескольких раз, чтобы еще в первые годы карьеры отказаться от дополнительной нагрузки вне стен родной альма-матер, потому что безразличие студентов обходилось мне слишком дорого. После занятий я тревожно задумывалась, те ли путь и призвание избрала, и чувствовала расползающееся в груди бессилие.
Наш с Антом брак по природе своей чем-то напоминает этот эпизод из прошлого. Мои внутренние силы снова вычерпаны почти до дна, и я знаю, что во имя самосохранения пора разорвать сковавшую нас цепь.
— Супер, — Антон кивает и вольготно потягивается, а я безвольно скольжу взглядом по отчетливо проступившим на животе мышцам. — Перекусим или ты сначала в душ?
— М-м, что? — До отвлекшейся на эстетические радости замужней женщины меня не сразу доходит прозвучавший вопрос. — А, душ. Да, пожалуй, первом делом я ванную, если ты не очень голоден.
— Нет, я тебя дождусь, — заверяет он, отступая от дверей ванной комнаты.
— Если хочешь, то ешь, — я продолжаю тараторить, хотя прекрасно осознаю, насколько жалки и нелепы мои слова: ну просто речь бедной родственницы, не иначе. — Не стоит...
— Вера! — обрубает Антон с раздражением, и я осекаюсь. — Что за приступ самоуничижения? Или ты думаешь, я за двадцать минут умру с голода?
В ответ мне остается только пожать плечами. Ничего не могу с собой поделать последние месяцы — и чем больше времени проходит, тем плачевнее мое состояние.
— Что вообще с тобой происходит? — интересуется Антон, явно не удовлетворившись молчанием. — Ты странно себя ведешь, не считаешь?
Ого, неужели он, наконец, сподобился заметить?
Во мне зарождается злость. Довольно иррациональная и почти беспричинная, ведь я намеренно старалась вести себя, как обычно, и по возможности ничем не выдавала собственных чувств и переживаний, надеясь сохранить их вдали от внимания Антона. Тогда отчего мне сейчас так обидно?
— Все хорошо, — говорю я вслух и на ходу стягиваю через голову свитер.
Действие совершенно точно намеренное и провоцирующее, правда с неясной целью: то ли продемонстрировать Антону равнодушие, то ли прежде всего подразнить его и соблазнить? В моей душе уже на протяжении многих месяцев кружит тихая буря чувств и эмоций и требует выхода, но я могу позволить себе единичные порывы и не более того.
