***
Алекс вернулся домой из школы в прекрасном настроении. Наяда из соседнего класса, давно сводившая его с ума игривостью каждого движения и мнимым (как он надеялся) целомудрием речей, приняла-таки его приглашение в кино. Тренировка по баскетболу закончилась безоговорочным единоличным триумфом. Контрольная по истории была мастерски подчистую списана у незадачливой пятерочницы без единого замечания от учителя.
– Пойдем-ка, дружок, поговорим…
И тон, и вид отца, встретившего юного Радзинского в коридоре, продолжения полосы везения не сулили. Семён Павлович, насупившийся, словно человек, которому никак не дается решение сложной задачи, стоял, держа руки в карманах, раскачивался с пятки на носок и буравил глазами сына. Похоже, все было куда серьезней, чем выговор за вскрывшуюся провинность. Шагая за развернувшимся на каблуках отцом по коридору, Алекс перебирал в голове содеянное за последние несколько недель, пытаясь понять, что теоретически могло привести к неприятностям. Вариантов было несколько. К тому моменту, как они добрались до кабинета, к каждому из них с мастерством искусного художника разум Алекса уже создал эскизы защит.
Семён Павлович закрыл за собой дверь, жестом приказал сыну сесть, достал сигареты, закурил, выдержал паузу.
– Фамилия Краевский тебе о чем-то говорит? – следовательским тоном спросил он.
– Нет… – сконфуженно ответил Алекс, который искренне не понимал, о чем идет речь.
– Михаил Краевский. Пятый «А», кажется. В твоей школе.
Вот теперь ясно. Несмотря на то, что Алекс и на этот случай обдумал оборонительные ходы, он снова пожал плечами и помотал головой по наитию, пока сам не зная зачем, пытаясь выиграть время.
– Парнишка лежит в коме с черепно-мозговой. Состояние стабильное, но тяжелое. Я навел справки. Говорят, избежать инвалидности ему не светит. – Семён Павлович говорил очень медленно, растягивая слова, и не сводя глаз с мгновенно побледневшего лица сына. – Скорее всего, вообще останется овощем…
Алекс почувствовал легкий приступ тошноты. Пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы подавить позывы. Связать происшествие с подобными последствиями казалось невозможным, и все же сомнений не было: разговор идет именно об этом.
– Но я… – начал было он, но придумать, что сказать, совершенно не получалось. В голове царила полная неразбериха.
Пауза затянулась.
– Мои ребята из отделения говорят, камеры сняли, как ты во время урока заходил в уборную после бедняги. Парень вышел обратно в коридор через восемь минут за тобой, весь мокрый и явно не в себе. Кроме вас, там никого не было.
– Я его не бил! – слова сорвались сами собой. Алекс услышал свой голос как будто откуда-то издалека. – Он упал… сам… поскользнулся… я просто…
– Помолчи, – перебил суровым тоном Семён Павлович, вздохнул, глубоко затянулся сигаретой и, выпустив из себя внушительный клуб дыма, продолжил. – По расчетам врачей ваш совместный поход в туалет укладывается в двухчасовой промежуток времени, когда была получена травма. Никаких других происшествий в это время не было.
Радзинский-младший уставился молча в пол. Впервые в жизни он ощутил во всей полноте страх того, что его беззаботная, успешная, удачливая жизнь вот-вот сломается и не будет подлежать восстановлению. Стало тяжело дышать. Отец смотрел на него с суровым спокойствием.
– Выкладывай, – хрипло скомандовал он.
– Я с ним даже не знаком, – Алекс заговорил сдавлено и тихо, все так же не сводя глаз с пола. – Пацан изгадил мне ботинок йогуртом, пока я был на тренировке. Белов заметил, как он из раздевалки выбегал. Я заставил сопляка отмывать. Он сам там весь пол заплескал, а потом поскользнулся и рухнул.
