Просыпаться с бодуна – редкое «удовольствие», особенно, если ночь перед этим выдалась бурная и, можно сказать, сумасшедшая. Анатолий Бахрушин раскрыл глаза. Во рту было сухо, словно в пустыне. Он сел на огромной, как летное поле, кровати. Голова раскалывалась. Пошарил рукой рядом с собой, жены не оказалось, и только тогда Бахрушин вспомнил, что сам же отправил ее в Москву.
– Блин, – проговорил он абсолютно ничего не значащее слово, умудрившись вложить в него максимум отвращения.
Грязный, выпачканный в озерном иле костюм валялся на полу.
– Ну и хер с ним.
Вчерашнее припоминалось смутно и отрывочно. Словно выхваченные вспышками стробоскопа из темноты, в памяти появлялись картинки. Ночное шоссе, свет фар прорезает ночную темноту.
В руке бутылка вискаря. Пустая бутылка летит в распахнутое окно лимузина и разлетается шрапнелью, ударившись о дорожные ограждения…
Брюнетка стоит на коленях, а он бьет ее с оттяжкой по лицу.
Вокруг вода, девушка извивается в его руках, не может поднять голову, задыхается…
Сорокапятилетний мужчина с трудом спустил ноги с кровати, стоял, пошатываясь, глядя на свое отражение в зеркальном шкафу-купе. Увиденное не слишком радовало. Когда-то хорошо натренированное тело спортсмена еще сохраняло относительную стройность, но уже успело обрюзгнуть. Живот нависал над причинным местом, увидеть которое можно было только в зеркале. Анатолий икнул и подошел поближе. Покрасневшие глаза окаймляли припухшие веки. Бахрушин с трудом нагнулся, поднял с пола трусы, криво натянул их и, шлепая босыми ступнями по паркету, поплелся в коридор.
– Ну какого хера я такой большой дом строил? – бормотал он, спускаясь по лестнице со второго этажа.
Постоял, колебаясь, куда сперва отправиться – в туалет или же на кухню. Наконец сделал выбор в пользу последней.
– Доброе утро, Анатолий Игоревич, – бодро поприветствовал его личный водитель.
– Какое оно на хрен доброе, Колян! – махнул рукой Бахрушин и распахнул холодильник. – Витек дома? – поинтересовался он.
– Спит ваш сынок. Он вчера позже нас вернулся.
Даже не глядя на полку, Анатолий вытащил бутылку вискаря, свинтил пробку. Водитель услужливо поставил на стол стакан. Налив его на треть, Бахрушин мелкими глотками стал поглощать содержимое. Спиртное не «хотело» лезть в горло, просилось назад, но Анатолий победил в этой неравной схватке и отставил пустой стакан.
– Уф! – шумно выдохнул он и посмотрел на мир уже веселее. – Запомни, Колян: неправильная техника опохмела неизбежно ведет к алкоголизму. С утра можно выпивать не более семидесяти граммов, все остальное – от лукавого. А вот вечером можно бухать сколько угодно безо всякого ущерба для здоровья.
– Ясное дело, – угодливо осклабился водитель. – Вам кофе сварить?
– Давай замути.
Бахрушин взглянул на часы, висевшие над столом. Стрелки показывали восемь утра. Спортивное прошлое приучило подниматься рано, что бы ни случилось накануне. Когда Анатолий вернулся на кухню, умывшись и одевшись, кофе уже стоял на столе.
– Горячо, черт. Пусть остынет, – Бахрушин закурил, выпустил в потолок струю дыма.
Водитель сам не начинал разговор, ждал, когда это сделает хозяин.
– Эти сучки вчерашние… – произнес он и поперхнулся.
– Что сучки? – участливо поинтересовался водитель.
– Ну это. В смысле – тихо?
– Не совсем. В ментуру гадюки пошли.
