Он скинул рюкзак на пенёк, достал оттуда фотоаппарат и направил его в глубь леса. Ричи смотрел на нового знакомого и очень хотел поговорить с ним, но стеснялся задавать вопросы. Зато турист совсем не переживал, что может смутить парня.
– И насколько строгие у вас тут правила? – спросил он, не отрываясь от творческого процесса.
– Чтобы отпустить меня на воскресные занятия по астрономии в город собирали совет старейшин. Нам нельзя смотреть развлекательные шоу, за это можно час простоять коленями на крупе, читая молитвы. Если кто-то заболевает – его лечат травами и молитвами. В больницу везут только в самом крайнем случае. А это вообще-то пятнадцать километров. Если девушка отказывается выходить замуж, или парень не хочет жениться – это может стать поводом для изгнания из общины. Ну, а если до свадьбы была половая связь – это вообще позор. Парень в таком случае проводит неделю в церкви, ежедневно читая молитвы. А девушку могут даже розгами ударить. Что-то ещё?
Кельвин отвлёкся от фотографирования и теперь стоял напротив Ричи, смотря удивлёнными глазами. Он явно не ожидал, что всё будет настолько серьёзно.
– Боюсь спросить, а если у кого-то нетрадиционная любовь?
– Мы скрываемся, – Ричи запнулся, понимая, что раскрыл себя. – Я хотел сказать, если такие есть – они молчат, женятся, выходят замуж и стараются искупить свой грех.
– Расслабься, я никому не скажу, – Кельвин подмигнул парню и снова взялся за фотографирование.
Дальше были разговоры ни о чём, Кельвин рассказывал о своём переезде из деревни в город, как снимал комнату у практиковавшей нудизм семейной пары дизайнеров, как впервые накурился травки перед важным экзаменом и сдал на отлично, потому что преподаватель тоже был под кайфом. Ричи слушал всё это с упоением, такие истории в кино казались выдумкой сценариста, а сейчас – глотком желанной свободы. Через двадцать минут они дошли до водопада. Вода отражала блеск луны, переливалась, как драгоценный камень на свету.
– Это моё любимое место.
– Очень красиво, – Кельвин снова достал фотоаппарат и незаметно сфотографировал Ричи, который смотрел вдаль. – Какого жить в такой общине, зная, что есть другая, более свободная жизнь?
– Сложно. Я каждый день просыпаюсь в надежде, что в этом месте он будет последним. А потом корю себя за это и думаю о том, что попаду в Ад. Наших родителей не переубедить, но у нас ещё есть шанс на нормальную жизнь, в которой не нужно молиться за каждый проступок и учиться терпеть боль от круп и розг.
– Что тебе нужно, чтобы уехать?
– Стипендия. Я подавал документы, пока тишина. Ехать в никуда я не могу – так мне точно будет некуда возвращаться.
– А если будет работа?
– Я не глупый, если тебе интересно. Нужен стартовый капитал на съём жилья как минимум.
– Я не хотел тебя обидеть, – Кельвин снова ощутил дискомфорт от того, что не понимал, как общаться с парнем, не задевая его.
– Ты не обидел. У вас другая жизнь, а понять жителей общины могут только такие же жители общины. Даже если я не верю в Бога, я боюсь Ада. Нам с детства вбивают в голову, что каждый человек грешен и эти грехи нужно исправлять.
Кельвин слушал молча. Он не знал, как поддержать парня. Чтобы разрядить обстановку мужчина достал из рюкзака термос, булочки и варенье, которое Ричи приносил в обед.
– Согреемся? – мужчина налил чай в жестяные походные стаканы и протянул один парню.
